Руслан Лимаренко - Истина в сумраке. Отражения зеркал. Том 2. Книга 4

– А как вас зовут? – спросила его сидящая напротив та самая студентка, которая советовала Инне бросить своего парня.

– Правильный и своевременный вопрос, – сказал Рус, – меня зовут Ростислав Анатольевич Лимонов.

– А вы не родственник того самого бунтаря Лимонова? – спросил кто-то из класса под неожиданно раздавшиеся смешки.

– Нет, я не его родственник, – сухо ответил Рус, внимательно посмотрев на спросившего, – а ваше имя как?

– Студент Березин, – ответил он.

– А имя?

– Павел.

– Павел? – переспросил Рус.

– Да.

– Не совсем удачное имя, – ответил Рус.

– Почему же? – удивился Березин.

– Да так, знаю я с таким именем одного плохого человека, – ответил Рус, отойдя от трибуны и присаживаясь за свой преподавательский стол. – Но вы, надеюсь, хороший, честный человек? – добавил Рус, посмотрев на Березина. От слов Руса Березин опешил и не знал, что сказать.

– Да вы присаживайтесь, не стойте, – сказал ему Рус. Студент сел. По классу пробежал удивленный гул голосов.

– Что ж, будем считать знакомство наше состоявшимся, – произнес Рус, доставая из портфеля свои тетради, кодексы и выкладывая их на стол.

– Приветствие наше затягивать не будем, предлагаю сразу перейти всем нам к делу, – сказал Рус, поднявшись со стула и снова заняв место у преподавательской трибуны. По классу снова прокатился негромкий гул голосов.

– Что ж, думаю, все согласны, – подытожил Рус. – Мой спецкурс разработан мною и является основой моей магистерской диссертации, которую я буду скоро защищать на кафедре Коммерческого права в СПБГУ. Поэтому вопросы, которые я в ней ставлю, я беру из своей личной практики, сталкиваясь с проблемами в сфере лицензирования на каждом шагу. Именно об этих проблемах мы и будем с вами говорить на моих лекциях.

– А вы правда всем, кто будет ходить на ваши лекции, поставите зачет автоматом? – спросил его Березин с места.

– Правда, – ответил Рус, поняв, что назад повернуть он уже не сможет, и поспешил добавить: – Но только тому, кто покажет мне свой полный конспект записанных моих лекций.

– Тогда я обязательно буду ходить, обязательно! – выкрикнул с места Березин. – Мы с вами друзья, Ростислав Анатольевич, – сказал он, сжав кисти обоих рук и потрясая ими в воздухе.

– Дружба сдать зачет без конспекта не поможет.

Тут та же самая студентка сделала реплику:

– А любовь поможет?

Студенты засмеялись.

– И любовь не поможет, – ответил Рус, как будто бы не слышал смеха после вопроса. Конечно же, он все слышал, просто ему было далеко сейчас до этой темы.

– Что ж, пора нам начинать, – произнес он серьезным тоном.

Первая лекция Руса прошла весьма успешно. Он даже сам от себя не ожидал такого успеха. Студенты слушали его, многие даже слушали во все уши. Рус и не думал, что он может так хорошо и красиво излагать свои мысли. Он умел рассуждать, но вот что он умеет говорить так увлекательно, он не знал и не предполагал. Ему самому уже начинала нравиться его новая работа, потому что в диалоге со студентами ему легче давались выводы над поставленными им же вопросами, то есть студенты в диалоге с ним сами наводили его на правильные постановки необходимых вопросов, на которые они вместе давали ответы. А это было успехом, ибо, как догадывался Рус, установить контакт с аудиторией – и есть главная задача любого учителя, а если еще лектор сможет заинтересовать в своем предмете учеников, то это вообще высший пилотаж преподавания. Получается, что Рус вполне мог себя считать профессионалом, если ему это так легко удалось. Хотя, быть может, в успехе играли немаловажную роль его гены? Родители Руса были учителями: мама – учителем начальных классов, отец – преподавателем и доцентом кафедры «научного коммунизма» в одном из ВУЗов СССР, до той поры, когда он еще не был диссидентом. А вот когда он уже им стал, Русу вместе с родителями приходилось переезжать из города в город, чтобы уйти от преследования КГБ. А гонения на его отца происходили по политическим мотивам: за правду, за неосторожное слово с критикой партии, либо какой-либо исторической фигуры. Так и Рус был борцом за правду, понимая, что он скорее все-таки запутавшийся борец за ложь. А теперь он чувствовал, что снова стоит на твердой дороге, которая ему нравится, потому что она ему понятна, она честна, трудна и не опасна, поскольку лишена риска для жизни, который всегда присутствовал, пока он работал с лохотронщиками из Апрашки: с Седым, Мишей и Петей. «Да уж, – подумал Рус, – я – адвокат – борец за правду, а на самом деле – запутавшийся борец за ложь».

Рус стал увлеченно готовиться к каждой лекции, он искал информацию по теме в Интернете, в газетах, обращал внимание на практические проблемы, искал пути их разрешения, а вместе со студентами пытался строить правовые модели регулирования этого узкого направления административно-правовых правоотношений, поскольку само лицензирование – это прерогатива власти давать то или иное разрешение на какую-либо предпринимательскую деятельность. И Русу все нравилось, на своих лекциях он воодушевлялся от своих рассуждений, они уносили его совсем в иной мир, в котором царил покой и порядок, в котором правил ум и оценка, а не связи и коррупция, как в реальности, и он был счастлив. Наверное, он был один из массы преподавателей института Марии Владимировны, на лекции которого стремились приходить все студенты. Даже из других курсов студенты просились послушать его, что ему льстило. Но, как мы уже знаем с читателями, в каждом светлом есть и свое темное: в каждой светлой стороне намерения или любого дела есть и своя темная сторона в виде следствия или результата. Так было и тут: искренность Руса как преподавателя и человека, его увлеченность, его скрытый темперамент, энергия, его понимание счастья как покоя в виде гармонии своего субъективного мира с миром вокруг – объективного, все это несомненно притягивало к нему не только студентов как учеников, но и студенток как женщин. И как-то раз он снова задал аудитории один из пришедших ему неожиданно на ум вопрос и в задумчивости, непроизвольно, посмотрел в глаза студентке, сидевшей за центральной партой, как раз той самой, которой советовала ее подруга бросить своего парня. Рус посмотрел и… замолчал, надолго уставившись ей в глаза. Он сначала смотрел в поисках нужной мысли в своей голове, потом растерялся, забыв, о чем он говорил, а еще через несколько секунд вообще забыл обо всем на свете, рассматривая ее глаза. Ему понравился их большой размер и цвет, какой-то ярко-синий, скорее даже бирюзовый, и Рус стал бесцеремонно рассматривать глаза Инны Грицаевой дольше, чем было необходимо для короткой паузы в поисках мысли. Инна, не смущаясь, так же спокойно смотрела в глаза Русу. Рус все молчал, по аудитории уже прокатился первый смешок от этой неожиданной ситуации, но не нашел массовой поддержки. Некоторые студенты, слушающие Руса, записывали его лекции, а поэтому соседка по парте Инны Грицаевой – Дворкина Лена – нарушила затянувшееся молчание.