Сергей Единов - Сёма-фымышут

По дальневосточным, зауральским, средне -азиатским, прочим задворкам социмперии, преуспевающей, в основном, на бумаге, в лозунгах, в «бурных и продолжительных аплодисментах» на партийных съездах, а так же, реально, – в космосе и вооружении, – проехалась комиссия из Академ-городка, созвала на отборочный конкурс в Летнюю школу самых, что ни на есть, – странных, неуёмных, непоседливых. В общем, одарённых.

Мальчишек, пропахших горючкой с примесью эфира и касторки для авиа-, авто- и судомоделей. Умельцев, способных в третьем классе начать с малого: выпаять крохотный детектор из родительского приёмника «Турист» или «Регонда»», сунуть с примитивной электросхемой в спичечный коробок, с увлечением слушать радиостанцию «Маяк» с друзьями у подъезда, прицепившись проводком, используя в качестве антенны пожарную лестницу трёхэтажного жилого дома.

Будущих верных друзей умеющих выслушать проблемы друг друга за «грузинским» чаем, заваренным водой, вскипяченной керамическим сопротивлением в стеклянной банке.

Детская мешанина, несуразица, хаос в головах, набранных в Летнюю школу, ребят никак, казалось, не вязалась с академической сложностью, стройностью и теоретической грандиозностью учений здравствующего в те времена, например, академика Ляпунова, по учебникам математики которого им предстояло учиться.

Но руководители выездных, отборочных комиссий были смелыми, риск о выми молодыми учёными. Они решили соединить несовместимое, понаблюдать в процессе учёбы за детьми «продвинутыми» и неординарными в академической науке и за детьми практического ума и соображения. Создать симбиоз для научного и практического взрыва идей будущих инженеров и учёных. Хотя, надо сказать, некоторые из наших одноклассников окончили седьмой класс средней школы круглыми отличниками и в математике «шарили» ничуть не хуже «надутых восьмиклашек» – «академиков».

Второй, в истории школы, набор в наш класс, извините за напоминание, был продолжением первого эксперимента. И не претендовал на свою букву «Тэ» в математической формуле школы «Фэ-Мэ-Ша».

Именно «Фэ», именно «Мэ». Не помню, чтобы кто-то называл школу по грамматическим правилам через «эФ» и через «эМ».

После зачисления в «восьмой – четвёртый -технический», который через год станет «девятым -первым», мальчишки узнают, что «академики» – ученики других восьмых классов, прозвали их небрежно – «трактористами».

Бойкие, смышлёные, пацаны впервые оторвались от родителей, приехали поездами, слетелись самолётами со всего Союза в замечательный научный городок среди высоченных сосен близ широченной реки Обь. Мальчишки освободились от опеки родителей и были в восторге от «полной» свободы. Им было наплевать, кто и как из ровесников обзывается «за глаза». За «обзывки» в лицо можно было тут же заработать в глаз. У «трактористов», при личном оскорблении, как вы понимаете, кулак в кармане не залёживался. Ученики «восьмого -четвёртого» сами себя называли: «техники» или «технари». К десятому классу они отучили, кого бы то ни было, оскорблять и обижать технарей.

По Летней школе Сёму почти никто из наших не запомнил. Или не захотел вспомнить, каким образом он прошёл перед сентябрем дополнительное собеседование в актовом зале КЮТа, где сообщали, кто остается учиться в ФМШ, кто уезжает домой.

О конкурсном отборе претендентов в ученики, юных абитуриентах – отдельный рассказ.

Пока что про Сёму. Его короткая история в «Академе» – своеобразная, карикатурная метафора нашей школьной жизни, через которую, как в кривом зеркале отразились некоторые судьбы одноклассников и «одношкольников», особенно тех, кого исключили после первого семестра и зимних экзаменов или после восьмого класса по разным причинам, не только за неуспеваемость.

Письма с просьбой об уточнениях, замечаниях, пожеланиях были написаны многим. Не многие откликнулись, ссылаясь на занятость.

Особая благодарность – Юрику Ажичакову, Андрею Чигрину, Сергею Гурину за полезные поправки, дополнения и развернутые электронные послания. Надеюсь, в продолжении данной экспериментальной повести в «письмах» эти записи найдут должное место в текстах.

Пока же, не обессудьте, друзья, досужим домыслам и фантазиям «собирателя историй». Ничего не помешает дополнить сие писание следующим «Письмом про…», уточняющим, что и как было на самом деле.

Учились в ФМШ не по четвертям, как в обычной средней школе, а полугодиями, семестрами. Сёму, повторюсь, мало кто запомнил по первому, самому тяжёлому семестру восьмого класса.

Это было суровое испытание – семестр привыкания к усиленной, сложной программе обучения ФМШ, по сравнению с занудной «долбёжкой» материала, заученного учителями, так себе, средней общеобразовательной школы. Это была пора впервые осознанного полного самоконтроля, когда ученик решал сам: учиться или «сачковать», выполнять или списывать у друзей домашнее задание. Когда волен был гулять по «Академу» до одиннадцати вечера, но должен был успеть вернуться к «отбою» и не получать за нарушение дисциплины выговора, за которые позже исключали из школы.

Насколько мне удалось его узнать, Сёма не был тихоней, но был «тихушником» 14 14 – ранее, здесь и далее, в кавычках выражения, фразы самого Сёмы. , казалось бы, ничем непримечательной личностью в потёртом, драном, чёрном пальто с рукавами в бахроме растерзанных ниточек.

Мне он врезался в память при первой же встрече диким выкриком-приветствием в полутёмном, длиннющем коридоре общежития.

– Зиг хай! – гаркнул незнакомый мальчуган, возникнув чёрной тенью в тёмном проёме двери комнатного блока четвертого этажа общежития.

В одном блоке, с коридорчиком, «умывалкой» и туалетом, – было по две комнаты, для проживания двух и трёх учеников.

Выкрик обошёлся без вскинутой руки незнакомца. От неожиданности у меня неприятно ёкнуло сердечко. Хотя в драку в детстве бросались мы довольно смело и безрассудно.

– Дедушка фашист? – мрачно пошутил я.

– Немец, – пояснил незнакомец. – С Приволжска.

В 1971 году не принято было высказывать знание немецкого языка таким «громким» образом. У многих деды и отцы воевали и погибли во Второй мировой, Отечественной и даже Первой мировой войне.

Сёме эти выкрики прощали. Но не все.

Режиссер Лиознова снимет знаменитый телефильм про Штирлица, про «Семнадцать мгновений…» позже, через два года, в 1973 году. Актёра Тихонова в роли штандартен-фюрера будут обожать не только девчонки и мамы. Полюбят актёра Броневого в роли гестаповца Мюллера, Визбора в роли Бормана.

Странную выходку Сёмы я тогда не оценил.