Анатолий Шанин - Суворовская юность

Костя сбросил шинель и снял шапку.

– Э-э, да ты, брат, стриженный под ноль, – добавил Митя, проводя рукой по голове брата.

– Ничего, ничего, скоро и тебя остригут, и так непонятно почему тебе отсрочка вышла, – заметил отец, посмотрев на старшего сына, а потом повернулся к Косте: – А я с утра как чувствовал, что ты сегодня приедешь.

– И я уже все глаза проглядела, пытаясь тебя увидеть, – сказала мать, утирая глаза уголком платка. – Ты, наверно, голодный с дороги? Давай я тебя покормлю.

– Спасибо, мама, не надо пока. Мы утром с ребятами немного перекусили.

– Ну, хоть чайку попьем. Чайник еще горячий.

Пока мать накрывала на стол, отец с удовлетворением ощупал шерстяной материал, из которого была пошита форма сына, покрутил в руках новые хромовые ботинки, остался очень доволен настоящей цигейковой шапкой. После этого, казалось, он стал еще больше гордиться тем, что сын принял решение стать суворовцем и добился-таки своей цели.

Во время разговора родители больше интересовались бытовыми вопросами жизни в училище. Мама спрашивала, как кормят, сколько раз в день, что дают на завтрак, обед и ужин, хватает ли? Но услышав, что в училище даже целых два завтрака, успокоилась. Костя пытался рассказывать последовательно, но как всегда бывает в таких случаях, беседа постоянно перескакивала с одной темы на другую.

Они говорили бы еще очень долго, но через пару часов к Косте зашел Славка Пестряков. Еще раньше ребята условились вместе идти в военкомат, чтобы стать на учет, как было строго предписано на обратной стороне отпускного билета. Славка пришел не один, за ним увязался и его младший братишка.

– Я тоже пойду с вами, – не допуская никаких возражений, заявила Костина младшая сестренка и принялась одеваться.

Когда они пришли в хорошо знакомый им по делам трехмесячной давности городской военкомат, дежурный вдруг вспомнил:

– А-а, суворовцы! Подождите минуточку, майор Есипов хотел с вами побеседовать.

Он позвонил по телефону и отправил ребят в кабинет майора Есипова, куда мальчики вошли уже совсем не так, как когда-то раньше, а строго в соответствии с уставом. Майор попросил их присесть и стал расспрашивать о поступлении, об учебе, о жизни в училище. Ребята сдержанно отвечали на его вопросы. Было заметно, что пожилому военному нравилось, что ребята, которых он готовил, поступили в училище, что им нравится учиться, и что теперь они выглядят гораздо представительнее, чем раньше. Поговорив с полчаса, он отпустил их домой. Но этим дело не закончилось. Видимо, именно он, воспользовавшись установкой направлять братьев служить в одном месте, поспособствовал тому, чтобы направить брата Кости служить в город Павловск под Ленинградом.

После каникул ребята быстро опять включились в уже ставшую привычной для них жизнь, и дни потекли своей чередой. Распорядок дня теперь сменился на обычный: утром после подъема пробежка по стадиону или по территории училища, гимнастические упражнения во внутреннем дворике, куда обычно приходил сам командир роты, живший на территории училища в доме для офицеров, затем заправка постелей и умывание, утренний осмотр, завтрак, четыре часа занятий, второй завтрак, еще два часа занятий, обед.

После обеда начиналось время для политических и культурно-массовых мероприятий длительностью около трех часов. На это время планировались какие-либо общие мероприятия в клубе или за пределами училища, как правило, в составе команд. Это могли быть посещения музеев, городских кружков, соревнований. Если же не было каких-либо собраний или других общих дел, можно было заниматься своими делами. Кто-то бежал в библиотеку, кто-то читал книги в классе или писал письма, кто-то уходил на занятия в различных кружках, кто-то шел в спортивные секции или просто занимался физкультурой по собственному желанию, ведь не только заниматься гимнастикой, но даже в баскетбол можно было играть в одиночку, если в это время была свободна площадка. В это время можно было сходить на почту за посылкой или за денежным переводом, если кому выпадало такое счастье.

В 18.00 начиналась самоподготовка, по окончании которой в 21.00 следовал ужин. После ужина в течение получаса было личное время, во время которого можно было привести себя в порядок: подшить новый подворотничок, постирать носки или носовой платок. Кто-то отправлялся в бытовку отпаривать брюки, ведь стрелки на шерстяных брюках держались плохо, и их приходилось отпаривать едва ли ни через день. А для того чтобы стрелка держалась подольше, суворовцы научились у своих старших товарищей небольшой хитрости: перед тем, как отпаривать брюки, с изнаночной стороны по всей длине стрелки брюки обильно натирали хозяйственным мылом. Материя в этих местах слегка склеивалась, что позволяло стрелке держаться подольше. После личного времени рота выходила на вечернюю прогулку, которой суворовцы старались избежать под любым предлогом, но самостоятельно уклониться от нее было опасно, поскольку сразу же после нее рота становилась на вечернюю поверку, так что чье-либо отсутствие могло быть замечено. После вечернего туалета в 22.00 объявляли отбой и выключали свет.

Несмотря на то, что в одном помещении находилось около сотни человек, воздух в спальном помещении был относительно чистым и свежим, никаких запахов от ног, носков или портянок никогда не было. Возможно, так получалось благодаря тому, что уже с самого начала мальчиков приучали вечером не только умываться, но и мыть ноги. Для этого у каждого под кроватью висело короткое, в отличие от ручного, вафельное ножное полотенце. После сна все помещения обязательно проветривали, а запах был разве что только от мастики, которой время от времени намазывали пол.

После отбоя на какое-то время, пока по спальному помещению разгуливал дежурный сержант, в роте устанавливалась тишина. Но стоило только сержанту успокоиться и уйти в канцелярию или отлучиться куда-то по своим делам, как еще не успевшие заснуть мальчишки, лежа на соседних кроватях, начинали шепотом разговаривать друг с другом. Потом их разговор становился громче, потому что рядом уже разговаривали и другие. Затем кто-нибудь вставал, чтобы сбегать в туалет, потом поднимался другой, третий. Мальчишки, одетые в белые рубашки и белые кальсоны в свете синей ночной лампы выглядели приведениями, поэтому уже через некоторое время, пытаясь подражать приведениям, начинали стращать друг друга. Кто-то надевал на голову подушку в виде треуголки, изображая Наполеона. Начинались шутливые потасовки. Хорошо, если на этом все и заканчивалось. Но бывали дни, когда кто-то хватал подушку и использовал ее в качестве оружия нападения. Далее следовал ответный ход со стороны товарища. К товарищу подходила подмога в лице его друзей и… вскоре добрая половина роты бегала по спальне, размахивая или бросаясь друг в друга подушками. Поднимался невообразимый шум, гвалт, визг, который долетал, наконец, до ушей дежурного сержанта, сидевшего в канцелярии. Тот вбегал в спальное помещение, включал свет и успевал заметить быстро улепетывающих в разные стороны мальчишек, которые стремились успеть упасть в кровать еще до того момента, как они попадут в число нарушителей. Крайними становились те, кто не успел этого сделать вовремя. Сержант подзывал пойманных нарушителей к себе и ставил задачу по уборке туалета, умывальной комнаты или лестницы: