Анатолий Шанин - Суворовская юность

Ребята зашевелились, собирая свои вещмешки. Рота построилась. Командиры проверили наличие людей.

– С места с песней, шагом ма-арш! – скомандовал Басманов и рота, разгоряченная только что прошедшим боем и разогретая борщом и кашей, дружно запела, четко ставя ногу в такт песне.

– «Полем вдоль берега крутого, мимо хат,

В серой шинели рядового шел солдат…»

Но так бодро суворовцы прошли совсем недолго. Они еще не дошли до деревни, как стал накрапывать дождик, и пришлось остановиться, чтобы вытащить плащ-палатки и попытаться укрыться от дождя. Плащ-палатки были короткими и не прикрывали ног, к тому же они были сделаны из тонкого не прорезиненного брезента, поэтому уже через полчаса промокли насквозь. Мальчишки шли понуро, вода по брюкам стекала в сапоги, портянки намокли, сбились в жгуты и стали натирать ноги. Через некоторое время и по спинам тоже потекли струйки холодной воды. Капитан Басманов в плащ-накидке с накинутым капюшоном, как курица-наседка, бегал из начала в конец растянувшейся колонны, то и дело задавая один и тот же вопрос:

– Никто не устал? Ноги не натерли?

Но никто не отвечал на его вопросы, потому что понимали, что ничего не изменится и командир роты все равно ничем не сможет помочь. Вскоре подъехала машина санчасти, видимо, специально присланная из лагеря, и командир роты опять стал предлагать:

– Кто не может идти, может сесть в машину.

В другое время ребята не отказались бы прокатиться, но на этот раз ехать в машине никто не пожелал. В этой ситуации такой поступок для мальчишек, только что штурмовавших вражеский ДОТ, выглядел элементарным предательством.

– Ничего, мы дойдем, – послышалось в ответ на предложение командира.

И насквозь промокшие суворовцы продолжали шлепать промокшими сапогами по раскисшей дороге. Санитарная машина, прихватив одного или двух мальчиков из других взводов, которые уже стерли ноги так, что действительно не могли идти, уехала в лагерь.

Неожиданно для себя Костя вдруг вспомнил слова песни из кинофильма «Дети капитана Гранта», которую они только что в лагере выучили на занятиях по английскому языку, и попытался подбодрить своих друзей:

«Captain brave, captain brave, give a smile, sir, (Капитан, капитан, улыбнитесь,

That a smile is the flag of a ship. Ведь улыбка, это флаг корабля…)

Его друзья рассмеялись и тут же дружно подхватили:

Captain brave, captain brave, cheer up, sir. (Капитан, капитан, подтянитесь, For the sea surrenders only to the quick…» Только смелым покоряются моря…)

Оставалось еще с полкилометра. Вдали уже был виден лагерь. Командир роты вновь оглядел свое поникшее воинство и подумал, что не годится военным людям так появляться в лагере. Он заторопился вперед, остановил двигавшиеся отдельно группки первого взвода, немного подождал отставших и прокричал сквозь пелену дождя:

– Подтянись! Товарищи суворовцы, мы не можем таким образом войти в лагерь. А ну-ка, подтянитесь! – он подождал отстающих, и стальным голосом продолжил: – Становись! Повзводно, с места с песней! Вперед, ма-арш!

Удивительно, но только что кое-как бредущая бесформенная толпа мальчишек вдруг мгновенно преобразилась, дружно затопала и заорала что-то невообразимое. Рота шла в ногу. Было в этом что-то сверхъестественное. Суворовцы шли и пели уже от какой-то ярости на природу, превозмогая свои слабости и усталость, доказывая свою силу и непобедимость. Шли и пели. Пели азартно, яростно, дружно.

А перед самым подходом к лагерю их песню совершенно неожиданно из-за кустов поддержала музыка училищного оркестра, который по приказу начальника лагерного сбора вывел им навстречу их знакомый майор Филатов. Рота перешла на строевой шаг и по команде «Стой!» застыла на передней линейке. Капитан Басманов скинул плащ-накидку и строевым шагом подошел к начальнику лагерного сбора с докладом. Начальник лагерного сбора полковник Суров повернулся к строю, поднес руку к козырьку фуражки и торжественно произнес:

– За проявленную стойкость и мужество всему личному составу роты объявляю благодарность!

– Служим Советскому Союзу! – дружно прокричали в ответ суворовцы.

После команды «Разойдись!» суворовцы разбрелись по своим палаткам, чтобы хоть как-то укрыться от нудного дождя и привести себя в порядок, насколько это было возможно в условиях лагеря, ведь дополнительной сухой одежды и белья у них не было. А значит, надо было лишь помыть в какой-то лужице покрытые грязью сапоги, затем стянуть их и проверить ноги. Сушить промокшую одежду тоже было негде, но можно было хотя бы выкрутить, чтобы она не была такой мокрой. Сняв сапоги, Костя обнаружил, что все-таки натер пятку сбившейся портянкой до крови, потому что из-за высокого подъема ступни он постоянно вынужден был носить сапоги на размер больше. Не лучше обстояли дела и у его товарищей. Артем, чертыхаясь, осматривал водяные пузыри на обеих ступнях, Борис потирал разодранную в «бою» коленку. И лишь Витька оказался без единой царапины и поэтому насмешливо посматривал на своих изнеженных городских товарищей.

– Что, не так-то просто топать в сапогах да по сырой земле? А у нас дома все каждую осень так ходят и работают в поле.

– Ну ладно, ты, заладил «у нас, у нас»… – передразнил его Артем, сидя на топчане и качая ногами, пытаясь хоть так просушить сырые ноги. – А у нас в квартире газ…

– Вот то-то же, что у вас в квартире и газ, и водопровод, и отопление, горячая вода и черт те чего еще…

– Вот чего бы сейчас не помешало, так это отопления, или горячей воды, на худой конец, – вздохнул Борис Самгин. – Просушиться бы хоть немного, а то опять на ужин придется надевать все сырое.

Мальчишки, удрученные такой перспективой, какое-то время молчали, но потом Артем опять напомнил:

– Сегодня еще кино будет в клубе. Пойдем?

– А какой фильм?

– Какая разница? Все равно лучше в том сарае под крышей, чем в этой холодной сырой палатке.

Логика в его словах была, поэтому после ужина Костя, слегка прихрамывая, вместе с другими отправился в клуб. Клубом в лагере назывался длинный дощатый сарай с небольшой сценой в передней части, над которой висел полотняный экран. Сзади располагалась небольшая будка для киноаппарата. А все пространство занимали ряды вкопанных в землю, длинных деревянных скамей из простых досок. Когда-то их, вероятно, красили. Сейчас же краска в большинстве своем облупилась, но это мало кто замечал, потому что приходили в клуб только в выходные дни и только вечером, а при тусклом свете висящих над головами лампочек все равно ничего не было видно. Клуб этот насквозь продувался всеми ветрами, что летом было не особенно страшно, зато крыша была надежной, и во время дождей вода не протекала.