Игорь Изборцев - На левом берегу

– Да не трусь, старая, – леший приосанился, пытаясь придать себе бодрости, – не все же, чуть что, к иконам полезут, небось, без попа живого про то позабудут? Ладно, надо в город двигать, там для нас поболее простора будет. Есть, где развернуться.

Лесная баба не ответила, она уже скрутила себя свитком в мешок и затаилась…

Леший, дав левого крюка, обогнул деревню и, поправив за спиной котомку, стрелой дунул на юг, в сторону спящего города. Он бежал кромкой леса, вдоль шоссе и видел сквозь просветы меж деревьев, как лихо обгоняли его редкие ночные автомобили. «Вот ведь времячко настало, – сокрушенно думал он про себя, – разве ж раньше меня кто-то мог обогнать? Да ни в жисть! Впрочем, и в болото от хорошей ли жизни забрался? Разве там мне место? Эвон как выходит: кругом поджимает нас худое людское племя!» Видно, он забылся и заговорил вслух, потому как из торбы подала голос лесная баба.

– А ты бы не гордился собой, да зарылся бы поглубжее в земельку, как я, глядишь, да и продержался бы век другой.

– Кто тебя спрашивает? – строго пресек старуху леший. – Ты бы лучше веник свой летучий достала, по воздуху сподручней будет.

Лесная баба заквохтала, зашебуршилась в торбе и, высунув наружу скромного размера метелку, постучала ей по плешивой лешачиной маковке.

– Так уж и быть, – проворчала, – возьми, пользуйся, только знаешь ли как?

– Разберусь! – отрезал леший.

Однако разбирался он долго, безтолково крутил в руках миниатюрное помело, сердито бормотал какие-то заклинания и непрерывно сплевывал на землю.

– Что с этой дрянью делать? – наконец разразился он. – Это же не летающее устройство, а драный сорочий хвост!

– Не боись, – ехидно хихикнула из торбы баба, – сдюжит, в ней четыре табуна скакунов. С толком надо подходить, с умом.

Леший ругнулся, просунул метелку между ног и, рванув пучок шерсти из-за уха, опять что-то зашептал, теперь, видно, то, что надо, потому как помело вдруг ожило, рвануло вверх и леший взвился над макушками сосен…

Летели, что б не сбиться, прямо над шоссе, легко обгоняя попадающиеся попутные автомобили.

– Теперь другое дело, – удовлетворенно проворчал леший, – нет бы сразу выдать механизм.

Баба за его плечами заворочалась, но ничего не ответила. А мимо низом пролетали темные деревни, пронеслась подмигивающая редкими огоньками Середка, грозно насупившаяся острогом, и опять замелькали какие-то слепые одинокие домишки… Над Елизарово летуны дали большого левого крюка: леший забоялся блистающего в лунном свете креста над куполом монастырского храма. Далее было совсем спокойно, лишь на кривой версте к ним в хвост попытались пристроиться какие-то взбалмошные белые тени, вспорхнувшие с крыши психбольницы, но леший грозно цыкнул, и они сразу отстали. Баба за спиной в котомке вела себя примерно и только тихо заунывно напевала что-то из своего лесного репертуара. Она ожила на подлете к деревне Струково.

– Ктой-то под нами? – заинтересованно спросила она, резко высунувшись из мешка.

– Машина какая-то, – равнодушно пожал плечами леший, – сколько их уже обошли.

– А давай-ка пониже, милок, – жалостливо попросила баба, – окажи милость, что тебе стоит?

Леший не стал спорить и резко спикировал вниз.

– Чувствуешь, чем пахнет? – заегозила в котомке старуха. – Прямо две конфетки, так бы и слизнула.

– Это не по моей части, – равнодушно отмахнулся леший.

– А ты пониже, пониже, милок, – нетерпеливо взвизгнула баба, – дай насладиться, дай потешиться.

Леший уровнял свою скорость с машиной и словно завис в метре над ее крышей. Все это время баба поводила из стороны в стороны крючковатым, обвислым носом и с жутким посвистом втягивала в себя воздух.

– Нравится же тебе такая мерзость, сущее извращение какое-то, – сплюнув, сказал леший своей наезднице, чувствуя как неотвратимо раздувается и тяжелеет его котомка…

* * *

В салоне «BMB» было прохладно и шумно. Магнитола ревела голосом шансонье Круга, что-то, там, про Владимирский централ. Лысый водитель густо дымил набитой какой-то дрянью беломориной, а пассажир, с мощным выстриженным затылком, тщательно снюхивал белую порошковую дорожку, просыпанную на тыльной стороне левой ладони.

– Все ништяк, Пинцет, – прохрипел он, закатывая глаза, – жизнь прекрасна!

– Ништяк, – охотно согласился водитель и затискал в переполненную пепельницу догоревшую до мундштука папиросу, – сейчас ГАИ будем проезжать, собери мозги в кучу, Мурзила.

– Какое ГАИ? – хохотнул пассажир и проговорил по слогам: ГРИ-БЭ-ДЭ-ДЭ.

– Один хрен – ГАИ, ГИБДД, – процедил Пинцет, – если бы они теперь грибами брали абиссинский налог 1 1 взятки (жарг.) , так ведь все баксами норовят.

– Косарем, 2 2 тысяча рублей (жарг.) если что, обойдутся, – хмыкнул Мурзила, – или вилы в бок.

– Засохни, – рявкнул Пинцет, – побереги силы для дела.

– Да я этого фраера один вытрясу, – растопырил перед собой пальцы Мурзила, – душу выну.

– Смотри не лоханись, – Пинцет снизил скорость и выключил магнитолу, – все, подъезжаем…

Однако у поста ДПС было пустынно и тихо. Похоже, милиционеры благополучно почивали, укрывшись за тонированным стеклом дежурки.

– Лафа, проскочили, – облегченно вздохнул Пинцет, – теперь корки мочить не будем, а сразу за дело.

– Лафа, – поддакнул Мурзила, – вытряхнем паренька, а потом в кабачок, в «Мефисто».

– Только запомни, Шварцнеггер, – Пинцет повернулся и строго взглянул на своего соседа, – шею в этот раз ломать не надо и костей тоже – это не оплачивали. Усек?

– Усек, Пинцетик, усек, – хмыкнул Мурзила, – разве ж я виноват, что все больше дохлые клиенты попадают?

– А ты мозги в кучу перед делом собирай, – отрезал Пинцет, – лучше будет получаться.

Мурзила хотел, было, ответить, но в этот миг что-то громыхнуло по крыше и машина мелко завибрировала.

– Какого хрена? – успел ругнуться Пинцет и почувствовал, что из него, словно пылесосом, вытягивается вся его внутренность. Рядом, переживая нечто подобное, хрипел Мурзила. Их словно выворачивало наизнанку, выкручивало, выдирало… Все это длилось несколько секунд, а потом резко прекратилось. Внутренности, к удивлению, остались на месте. Однако оба, и водитель, и пассажир, почувствовали себя основательно опустошенными, словно хорошо вычищенные ассенизаторами дворовые уборные…

В это время на крыше автомобиля неподвижно распласталось задебелевшее тело лесной бабы, увеличившееся в объеме до размеров добропорядочной пенсионерки. Баба утробно похрюкивала, словно после чрезмерно обильного обеда. Леший, пощипывая себя за ухо, висел прямо над ней.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».