Лейла Кушенова - Егерь

Когда мороженое окончательно растаяло, из-за угла наконец появилась взъерошенная Пипка. Берет набекрень, рукав платья разодран. Она заговорщически присвистнула, чтобы мы собрались в кружок.

– Томик-Финик, слушайте сюда. Я вчера следила за папкой. В конце дня он спустился в подвал «четвёрки», чтобы проверить какие-то задвижки. А ещё он потом вечером позвонил какому-то начальнику в Москву и сказал, что задвижки те самые вышли из строя, и, если что, «аварийный сброс воды будет под большим вопросом»! – буквально выпалила за секунду она, на ходу подражая голосу своего отца.

– И що? – спросил Вовка, чувствуя, что одним рассказом Пипка не ограничится.

– Спокойно, Финик! Сейчас расходимся в разные стороны, не показываем виду, что мы друг друга знаем. Встречаемся на «четвёрке» через двадцать минут! – шёпотом приказала Пипка и ушла медленной походкой, нарочито зевая и прикрывая рот ладошкой. «Четвёркой» мы между собой называли энергоблок, на котором работал папка Митяй.

Я понял, что всё пошло не так, и кино нам сегодня не светит. Вовка недовольно посмотрел на меня. Мол, чего стоим. Потом сунул руки в карманы и также медленно пошёл в другую сторону, посвистывая на ходу.

Я стоял с вафельными стаканчиками в руках в луже из сливочного пломбира и раздумывал, в какую же сторону идти мне. Когда я прибежал на условленное место, Пипка и Вовка уже нетерпеливо ждали меня, о чём-то заговорщически перешёптываясь. Пипка при этом держала в руках молоток.

– Ну и где ты ходишь? – строго выговорила мне она, помахивая угрожающе инструментом.

Пока я раздумывал, зачем ей молоток, Пипка развернула перед нашим носом схему подвала.

– У папки свистнула, сегодня вечером надо на место положить, – заговорщически сказала она.

Правдами и неправдами, дождавшись пересмены дежурного, мы проникли в подвал. Пришлось спрятаться в шкафу и ждать, пока рабочий день закончится. Когда папка Митяй заглянул в лабораторию и грузно пошёл к себе дальше по коридору в свою дежурку, Пипка подала нам знак рукой. Мы вылезли из шкафа. Крадучись, двинулись цепочкой по тёмному коридору. Вовка, судя по всему, уже пожалел о затее, но перечить Пипке ни в коем случае нельзя. Потом может вовсе устроить нам бойкот, а уж этого Вовка точно не переживёт.

В подвале было жутко и темно. Мне показалось, что я даже услышал крысиный писк. А ещё я до смерти боюсь летучих мышей, а тут, мне казалось, они висят на потолке гроздьями. Может, это были и не мыши, но всё равно хорошего мало. Вовка подобострастно смотрел на Пипку снизу вверх, выражая всем своим видом готовность к великому подвигу. Она же расхаживала по тускло освещённому коридору, размахивая на ходу длинными руками.

Потом почесала затылок и стала почему-то ползать по-пластунски, изображая шпиона из заграничного кино. Я меланхолично стоял у бетонной стены и наблюдал за происходящим. Тут Вовка недовольно ткнул меня в бок, призывая меня присоединиться, и тоже совершенно бесцельно пополз по грязному бетонному полу вслед за Пипкой.

Наконец она доползла до самого угла, уселась, скрестив ноги по-турецки, и задумалась. Вовка уселся рядом и тоже сделал вид, что о чём-то думает. Наверное, о том, когда мы отсюда выберемся. Нам ещё до села километра три бежать, а они расселись тут в позах медитирующих гномов. Я молча наблюдал за ними издали. Они сидели так достаточно долго, во всяком случае рука моя порядком затекла. Я стоял и мечтал, когда же всё это закончится.

А ведь сегодня мы планировали пригласить Пипку в городское кафе, где заказали бы молочный коктейль и бисквитные пирожные. И безе для Пипки. Мы с Вовкой всю неделю копили деньги, выпрашивая их у мамок на газировку и мороженое.

Мои размышления нарушил громкий свист. Пипка, обнаружив те самые задвижки на стене, о которых говорил её отец, устрашающе захохотала, а Вовка, радуясь за неё, подпрыгивал рядом от счастья. «Дурость не лечится», – подумал я и поплёлся к сумасшедшей парочке.

И тут послышались шаги. Мы притихли, забившись в угол. Это ночной дежурный проверял подвал. Он недолго постоял в проёме, а потом, хмыкнув, ушёл, заперев при этом дверь снаружи. Это уж точно не входило в наши планы!

Пипка уселась на полу и стала опять медитировать.

– И що мы тепер будем робити? – спросил Вовка, глядя на неё.

– Он теперь до утра сюда не придёт, – равнодушно ответила Пипка, скрестив ноги в позе лотоса.

– Як це?

– Наслаждайтесь последними часами жизни, мы точно умрём, – продолжала медитировать Пипка.

Умирать в подвале «четвёрки» не входило в мои планы. Я стал ковыряться в замке. Тут резко потух свет, и мы остались в кромешной темноте.

– Поскольку мы всё равно умрём, предлагаю попрощаться. А давайте расскажем друг другу свои тайные секретики! Чур, я первая! – оживлённо прошептала в темноте Пипка.

– Я хочу на Эверест, найти маму и отнести ей Нику.

– Яку ще Ніку? – буркнул Вовка, которому явно было не по себе. Он вообще страшно боится темноты.

– Это кукла моя, мама сама мне её сшила.

– А я ничего не хочу, спать хочу, – сказал я.

Мне показалось, что Пипка поморщилась в темноте.

– А я тебе люблю! – вдруг выпалил в кромешной темноте Вовка.

– Меня? – удивился я.

– Меня он любит, – грубо оборвала меня Пипка.

И тут послышался писк. Я увидел в темноте силуэт огромной крысы, которая глядела мне прямо в глаза. Крыса сидела совсем рядом, в шаге от меня. Я ткнул Вовку ногой. Вовка, увидев крысу, то ли от неожиданности, то ли от страха, громко завопил. А за ним заорала и Пипка.

В общем, дежурный услышал подвальные вопли и открыл дверь. И очень удивился, когда мы трое с криками понеслись наверх. Так завершился тот день, когда Вовка признался Пипке в своих чувствах, а я, как обычно, промолчал.

Припять, лето 1985 года.

Я маюсь. Школа и выпускные экзамены позади. Я болтаюсь по селу, не зная, чем себя занять. С трудом просыпаюсь по утрам, тащусь на речку, а потом валяюсь под открытым солнцем целыми днями. Даже не плаваю. Лень. Тупо смотрю на небо, считая проплывающие мимо облака. Пока Вовка развлекает в городе Пипку, я размышляю, что же делать дальше. Будущее мне представляется весьма туманным и неопределённым. Как это небо с облаками надо мной. Вот есть облако, а вот оно уже рассеялось. Или его на моих же глазах сожрало другое облако.

Вовка собирается учиться в Московской военной академии имени Ворошилова. Он думает, что мы поедем вместе. «Будем героями, как твой дед», – мечтает он. Я делаю вид, что разделяю с ним его планы, но на самом деле не знаю, чего хочу. Проблема даже не в том, что я не знаю, чего хочу. Всё обстоит намного хуже. Я не хочу знать того, чего я, может быть, хочу. Учиться дальше мне кажется занятием бессмысленным, поскольку я не представляю себя ни военным, ни инженером, ни плотником. Моя бы воля, я, наверное, и из дома бы не выходил, потому как смысла большого в моём присутствии в этом мире не вижу.