Мамкина Конина - Гетопадение

– Что тут происходит? – врач, стоявший в дверном проёме и привыкавший к яркому освещению, повалился на стену. Он почувствовал, как шею начинает ломить, рот наполняется сладкой слюной, а к горлу подступает рвота.

Отто поспешно встал и усадил Антона на своё место, стараясь не задевать перевязанную руку. Затем он вышел из кухни и вернулся уже с пледом, которым укрыл больного. Адвокат достал ещё одну суповую миску и налил другу бульона.

На время, пока Шульц ел, кухня утонула в безмолвии. Слышно было только как звонко стучала о дно керамической тарелки ложка да как глухо тикали часы.

– Это ты приготовила? – Антон низко склонился над почти пустой тарелкой и, повернувшись в сторону Глэдис, вопросительно поднял бровь, – Очень вкусно. Я не знал, что…

– Нет, конечно, ты что, это слишком “ сексистское ” хобби для такой “ феминистической гадюки “ , как я. Это твой “ дружок-пидорок “ приготовил , – она положила руку на плечо Отто и, заглянув ему в глаза, с неподдельной тревогой извинилась. Адвокат кивнул и уверил её в том, что всё в порядке.

Антон сглотнул ком, трясущейся рукой размазал пот по лбу и почувствовал, как похолодели конечности, – Я и такое говорил? Я правда не помню ничего. Я… я-я так не думаю, честно. Вы оба мне, правда дороги. Простите, – он стыдливо опустил глаза, – Больше так не буду.

– Как ребёнок! – улыбнулся Отто.

– Как ребёнок, – выдохнула Глэдис, – Ну и что ты там собираешься делать дальше?

Антон подавился супом, откашлялся и, покусывая губы, задумался, – Зарабатывать на жизнь, – пожал плечами он, – Вон, частную клинику открою.

– Частную клинику? У тебя в аптечке только бинты, зелёнка и пачка контрацептивов. Готова поспорить, всё уже давно просрочено. Нам пришлось докупать остальное.

– Что ж, значит, у меня теперь есть «остальное», – Антон в первый раз в жизни обрадовался тому, что его отчитывают. Он знал, как сильно виноват перед людьми, которые, вообще-то, не обязаны с ним возиться. Пускай ругают – лишь бы не молчали, – А что? Лечить буду тех, кого в больницы не пускают. Криминальным доктором стану.

– Обычным стань сначала, – сыронизировала Глэдис.

– Шульц, я засажу тебя, как только появится шанс, помяни моё слово, – серьёзно заявил адвокат.

– Шанса у тебя не будет, уж поверь мне .

Так они и сидели, пока топливо сарказма и иронии не иссякло. И всё это время каждый чувствовал необоснованный и несанкционированный прилив тепла в душе.

Когда друзья разошлись, Антон снова огляделся, чтобы оценить масштаб грядущей уборки и попасть в её цепкие объятия на несколько… десятков…сот…часов. Нужно было перестать себя успокаивать и взглянуть правде в лицо – за решёткой он бы просидел столько же, сколько будет это убирать. Но гор хлама и выпотрошенной из шкафа одежды он уже не застал, а вместо них была только записка:

«САМ ТЫ SCHWULER. SchwulerОтто.»

Часть 1. Глава 1: “Если захочу услышать твоё мнение, я тебе его скажу”

“Far from home, a man with a mission

In the heat of the glistening sun”

“Вдали от дома, человек с поручением

Под зноем палящего солнца”

Sabaton

Мигрень стала неотъемлемым спутником и извечным компаньоном господина Шульца в тот самый момент, когда ему удалось обрести самосознание и выделить себя из толпы. Именно тогда он понял, что словосочетание «жить в обществе» является лишь эвфемизмом к более точным «испытывать неудобства» и «страдать». Друге люди почему-то называли этот процесс «жизнью», но от них много и не ожидалось. На сей раз, однако, боль перешла все мыслимые границы и раздвинула все мнимые рамки, превратившись в настоящую пытку: она заставила его проснуться в реальный мир. Непростительное вероломство. А ведь Антон ещё считал её другом.

Врач почувствовал себя так, будто снова лежал на сковородке в аду – солнечные лучи отражались от нетронутого плодами технического прогресса снега, щипали глаза и обжигали пальцы. Антон сделал попытку заслониться, но руки дрожали и не слушались, а во рту было сухо, как в остатке.

Постепенно до господина Шульца начали долетать звуки различной частоты и различной же степени назойливости. Почти одновременно с этим вернулся контроль над телом, и врач почувствовал, что что-то давит на грудь, не давая нормально дышать. Если бы усилие воли имело единицы измерения, ему понадобилось бы два с половиной ледокола «Polarstern» мощностью порядка семидесяти пяти тысяч лошадиных сил, чтобы разлепить один глаз. Шульц договорился с мозгом и печенью, которые заведовали ресурсами в его организме, о кредите на столь нужные сейчас молекулы АДФ и приготовился вечером жалеть об этом опрометчивом решении: слишком велика окажется процентная ставка.

От яркого света у него засвербело в носу. Процесс чихания принял форму геноцида среди его нейронов. Мозг теперь можно было разливать в формочки в виде костей и продавать в зоомагазинах качестве собачьей версии холодца. Не то чтобы где-то была человеческая, но одним кредитором стало меньше. Так или иначе, его веки поднялись.

Первым, что увидел Антон, стали две полупрозрачны фигуры, возвышавшиеся над его бесполезным туловищем. Немного попрыгав, они слились в одну чёрную. Единый в двух лицах немного подвинулся и встал напротив солнца, прекратив страдания Шульца. Лицо и глаза перестало испепелять радиацией небесного светила, и теперь ему грозили лишь обморожение и удушение. Он постарался отвлечься от первого и прислушался: кто-то детским голосом лепетал над его ухом. Антон сделал попытку перевернуться на бок, но хруст снега, треск стекла и боль в переносице наложили вето на это решение: « А, ясно, я ношу очки ».

– Ты как? – с его груди поднялась и радостно мурлыкнула ещё одна, но уже маленькая, фигурка. Кем они приходились друг другу, Антон вспомнить не мог, но ощущал к детёнышу смутную привязанность. Не может быть чужим ребёнок, который тоже носит очки, а потому он ещё крепче прижал малыша к себе.

Внезапный порыв ветра, спугнувший снежинки с земли, наконец унялся. Благодаря силе оптики Шульц разглядел ещё несколько рядов таких же силуэтов. Помимо почти одинаковых солдатских, его окружали ещё женские и детские. Доспехи горели на солнце, отражая свет прямо в глаза. «Отражающий» было сегодня словом дня. Антон снова упал на спину и проклял Оптическую Силу. Прокашлявшись, он попытался вступить в дискуссию: « А, э…Извините?».