Эли Фрей - Школа над преисподней

Ответственности Женя не понес, но школа отказалась принимать его назад, пока он не пройдет обследование в психиатрической клинике. Насколько я знаю, он пробыл там месяц, а затем перевелся на домашнее обучение. И вот… он опять с нами. Мне кажется, учителя просто пожалели его. Человеку в другой ситуации после подобного поступка вряд ли позволили бы вернуться в школу.

С той вечеринки я не общалась с Женей, хотя он первое время слал мне сообщения: то просил прощения, то опять звал меня предательницей. Я не отвечала.

В последнем сообщении Женя написал:

Мне очень жаль, Орлик.

Если хочешь знать, меня исключили.

Я больше не буду мешать тебе жить. Отпускаю тебя.

Прости за все.

После этого я добавила номер Жени в черный список.

Я плакала каждый день и очень плохо спала. Меня ломало без Жени, но я сама понимала, что нужно просто перетерпеть. Я осознала, кто он для меня. Он – мой тонкий лед. И когда этот лед дал трещину, я нашла в себе силу воли отступить.

Весь остаток учебного года мы только и говорили о Жене. В десятом классе о нем почти никто не вспоминал, кроме меня. Окончательно моя ломка прошла, только когда нас посадили на карантин. Теперь всех волновала лишь пандемия.

И вот в сентябре этого года, в мои семнадцать лет, Женя снова вошел в мою жизнь и вместе с собой по цепочке привел новую вереницу проблем.

Мы выходили со второго урока: была лабораторная по физике, где требовалось оборудование, поэтому пришлось временно покинуть закрепленный за нами кабинет.

Мимо прошел Игорь. Многие из наших засвистели ему вслед; кто-то даже кинул в спину мелом. Не понимаю, почему. Ведь это Марк настоял на том, чтобы сдать Таню учителям. Педсовет по поводу журнала предстоял как раз сегодня, на шестом уроке. Я знала, что там решится судьба Тани Чайки: исключат ли ее или оставят.

Наблюдая за ребятами, я нахмурилась. Игорь старательно делал вид, что ничего не замечает и не слышит.

Сегодня мне предстояло пять уроков, а затем получасовой перерыв и дополнительное занятие с Валерией, посвященное подготовке к ЕГЭ. Я еще не до конца определилась, куда хочу поступать, разрывалась между журналистикой и экономикой. Я не дотягивала по русскому, но журналистика казалась ужасно интересной. Экономика виделась мне не такой увлекательной, зато я прекрасно успевала по математике – предмету-флагману в этой сфере, – а русский при поступлении сдавать было не нужно. В общем, везде были и плюсы, и минусы.

Учебный день наконец завершился. Мы со Светой спускались по лестнице: подруга собиралась домой, а я – к автомату за шоколадкой.

– Как думаешь, Чайку исключат? – спросила я.

– Не знаю, да мне и по фигу. Я с ней не общаюсь… – Света пожала плечами.

– Мне кажется, это не она.

– Но ее же поймали, разве нет? – спорила подруга.

– Поймали. Но тут явно все сложнее… – вздохнула я.

– Ой, да какая разница, кто спер этот ежедневник! Пусть бал вернут.

Я поняла, что не рассказывать подруге о своих подозрениях – правильное решение. Света словно летала в последнее время где-то высоко, и мне было до нее не докричаться. Поэтому тему я замяла.

Жутко хотелось спать. Когда я зевнула в десятый раз, Света шутливо сунула мне в рот палец, и я сделала вид, что собираюсь его куснуть. Подруга со смехом отдернула руку.

– Кофе хочется, аж жуть. Сладкого, с молоком, – сказала я.

– В чем проблема? Купи в автомате.

– Да ладно, до дома дотерплю. Там пообедаю нормально и кофеек сварю.

Нас обогнал Салтыков.

– Ром, Ром, погоди, ты домой? Пойдем вместе? – Света обратилась к нему.

– Не, Свет, сорян, у нас с Севером д-дела, – виновато ответил Рома.

– Ну ладно. – Подруга как-то сникла.

Мы попрощались. Она нырнула в раздевалку, а я пошла к автомату, где столкнулась с Женей. Он держал в руках два стаканчика с кофе. Увидев меня, он улыбнулся, подошел и протянул мне один из них.

– Держи, это тебе.

– Мне? – опешила я. – Но я не хочу.

– Да бери, бери, я слышал, что ты о кофе мечтаешь, решил порадовать.

Я нахмурилась.

– Ты следил за мной? Подслушиваешь?

Он картинно вздохнул.

– Орлик, у тебя мания величия. Ты зевала на два лестничных пролета. На улице классная погода, твое занятие с Валерией через полчаса, может, посидим в парке? Расскажешь, как твои дела. Ведь сегодня тебе не нужно ни на почту, ни в ателье, ни за сапогами? – Женя перечислил мои последние отговорки и хитро посмотрел на меня: не верил ни одной.

На улице и правда было чудесно: середина сентября радовала нас солнцем и температурой под 20 градусов.

– Не нужно, – нехотя призналась я.

– Отлично! Наконец-то! Давай посидим, а? Мне так хочется с тобой пообщаться.

Я растерялась. Меня загнали в угол. Женя из тех, кто все сваливает в одну кучу; он просто не понимает, что посидеть с кофе на лавочке вдвоем значит не больше, чем посидеть с кофе на лавочке вдвоем. Для него это уже отношения, ответственность, обещания, которых не было. Он никогда не понимал, где кончается вежливость и начинается дружба. И где кончается дружба и начинается нечто большее.

Нет. Нужно наконец-то научиться произносить это слово.

– Нет, Жень. Я не хочу.

– Не хочешь кофе? – не сдавался он. – Может, лимонад? Или не хочешь на улицу? Можем пойти в кофейню.

– Я ничего не хочу. С тобой. Ни кофе пить, ничего. Я не хочу твоей дружбы.

В его взгляде промелькнула боль.

– Но я еще ничего не сделал, – с обидой возразил он. – Почему ты так со мной?

– С тобой опасно дружить, Жень, – вздохнула я. – Ты не умеешь дружить просто , я больше так не хочу. Дружба с тобой – как договор с мелкими приписками внизу. От нее всегда можно ждать какой-нибудь подставы.

Женя посмотрел на меня хмуро и серьезно.

– Но я изменился.

– Я просто не хочу ничего об этом знать, Жень.

– Не поступай так со мной. Без тебя – это как болеть все лето…

Его слова полоснули ножом по сердцу. Он процитировал текст с одной из тех своих открыток, от которых я сходила с ума. А затем он очень тихо добавил:

– А я ведь вернулся из-за тебя.

– Так, может быть, зря? – резко спросила я, борясь со слабостью во всем теле.

Повисло молчание. Выражение лица Жени стремительно поменялось, взгляд ожесточился. Я упрямо не отводила глаз. Это была словно телепатическая борьба. Наконец, Женя свирепо скривился и кивнул.

– Видимо, и правда зря.

С этими словами он развернулся и направился к выходу, по дороге со злостью швырнув в мусорку два полных стакана кофе.

Больше всего на свете мне хотелось сползти по стене и закрыть руками лицо. Посидеть так какое-то время, чтобы меня никто не видел, прийти в себя. Я направилась в женский туалет на второй этаж, где долго умывалась холодной водой, чтобы остудить пылающее лицо. Хорошо, что сегодня из косметики использовала только пудру.