Гарик ЗеБра - Фрактал. Осколки

Но эти женщины! Оказались очень опытными и сохраняли спокойствие. Одна из них констатировала: «Мы её теряем!» Вторая уже доставала из сумки электрошокер, но розетки рядом не оказалось. Мария бросилась со всех ног искать и принесла удлинитель. Всё это продолжалось минуты две. Прибор издавал истошный звук. Наконец дефибриллятор приложили к маминой груди. Разряд! Ещё разряд! Бамс – и сердце завелось, забилось. Мама открыла глаза, она пережила клиническую смерть, эти женщины продолжали над ней колдовать. Всё это продолжалось уже более трёх часов, и в этот момент кончается кислород. Они сказали, что надо вызывать вторую бригаду, так как у них не только закончился кислород, но и препараты для инъекций. Врачи сами вызвали вторую скорую. Она ехала два часа. За это время у мамы случается инфаркт. Женщины продолжали бороться.

Приехала новая бригада. Два сонных и недовольных мужика с таким видом, как будто я их выдернул из тёплой постели, а не из кареты скорой помощи. Женщины уехали, перед отъездом я их благодарил, и мне удалось практически насильно дать им немного денег, которые они категорически не хотели брать.

Вновь приехавшие мужики, их я не могу назвать врачами, которым девочки сообщили о клинической смерти и инфаркте пациента, вяло разматывали шнуры и неспешно устанавливали аппараты. Достали кислород, но оказалось, что у них нет ключа, чтобы отвинтить кран на баллоне и подсоединить его к маске. Я побежал к себе в подъезд. Подо мной жил мотогонщик Жека, в дверь которого я яростно забарабанил. Было пять часов утра.

Получив разводной ключ у полусонного соседа, я рванул назад. Они открыли баллон, сделали ещё три капельницы, через час мы погрузились в скорую и поехали в больницу. За всю эту ночь моя жена Ирина ни разу мне не позвонила и не зашла в квартиру мамы узнать о ситуации. Мама оказалась права там, на Киевском вокзале, но об Ирине рассказ ещё впереди.

Сейчас мама лежала в скорой на носилках в кислородной маске, я сидел рядом, держа её за руку. Мама сквозь маску мне прошептала: «Сынок, папа мог ещё долго жить, будь тогда в скорой помощи такие девочки с аппаратурой».

С таким диагнозом «клиническая смерть и инфаркт» выживших пациентов привозят прямиком в реанимацию. От нас же эскулапы от медицины избавились, оставив в коридоре приёмного покоя больницы. Маму поместили в восьмиместную палату. Я разбудил санитарку, простимулировал её, она застелила кровать чистым бельём и пообещала присматривать за больной.

В семь утра я вернулся домой, а Ирина поехала в больницу. В восемь утра начинался обход врача, в девять она отзвонила, сказав, что маме лучше. То, что дальше происходило, подпадает под разряд разгильдяйства, равнодушия, наплевательского отношения, но не врачебного профессионализма. Видимо, решили: пожила старушка, и хватит. Хотя она была крепкой, энергичной женщиной с большой жаждой жизни.

Утром мама захотела есть, но вместо того, чтобы позавтракать в палате, ей сказали: «Пожалуйста». А так как это не реанимация, то направили в столовую. После завтрака она потеряла сознание и там же, в столовой, упала. Её отвезли прямиком на операцию, где поставили кардиостимулятор размером с будильник, укрепив его на шее.

Когда мы с женой примчались в больницу, она лежала, вся ужасно отёкшая, говорила с трудом, но старалась держаться молодцом, подбадривала меня, как могла: «Сынок, всё будет хорошо, ты только не расстраивайся». Я усвоил урок: стоиков не сломить, они сражаются до конца.

Этим же вечером её перевели в реанимацию. Утром я уже был там с продуктами и соками, внутрь никого, конечно, не пускали. Каждое утро в 10 часов выходила завреанимации и сообщала о состоянии пациентов. Она мне сказала: «Не привозите ничего, кроме памперсов. Состояние очень тяжёлое. Мы кормим её через зонд».

Я был бессилен как-то помочь маме, понимал, что теряю ещё одного самого близкого мне человека. Наш брак с Ириной трещал по всем швам, бизнес практически разрушился, впереди маячило банкротство, судебные приставы и коллекторы, как гончие псы, шли по моему следу, и песочные часы отмеряли последние крупицы моей устроенной, благополучной жизни.

Уходил от меня второй самый любимый мой человек, а третий, моя жена, только и ждал подходящего момента, чтобы оставить меня. Как потом оказалось, только мама, пока была жива, удерживала её от этого шага, точнее, пока была жива мама, Ира не решалась уйти от меня, дабы не подтверждать маминого мнения о ней. Жене было неудобно перед ней, что она покидает меня в самый трудный момент моей жизни. Оказалось, что не только крысы бегут с тонущего корабля.

В один из приездов в реанимацию я дождался, когда все посетители разойдутся после сообщений врача, и, улучив удобный момент, положил ей в блокнот две купюры по пять тысяч. Строгая женщина ничего не сказала, но я возвращался домой со слабой надеждой, что она сделает всё, что в её силах, чтобы улучшить ситуацию, хотя она повторила, что положение очень тяжёлое, но сегодня ей немного лучше.

Через два дня мне было необходимо срочно вылететь в Париж на переговоры с партнёром, который сделал выгодное предложение. Обычно, когда я улетал, Ира звонила мне перед взлётом и желала счастливого пути, но в этот раз звонка не последовало. Когда мы поднялись на крейсерскую высоту, я стал усиленно молиться Всевышнему о мамином здоровье. Сейчас, в небе, я был близок к нему как никогда. Я просил Господа нашего, чтобы ей стало лучше и, когда я вернусь, чтобы смог хоть на минуту увидеть её живой.

Прилетев в Париж, мы с моим партнёром пошли обедать, и Вячеслав вдруг завёл разговор о том, как неожиданно уходят родители из жизни, привёл в пример внезапную кончину своего отца. Я сказал: «Да что ты, я нашёл контакт в реанимации, маме обеспечат уход, всё будет нормально». Он настаивал: «Будь готов всегда к худшему, всегда, в любой момент».

После переговоров мы с ним «приняли на грудь», выпили прилично. Очень. Я вернулся в свой отель в два часа ночи, но спать не хотелось. Бар напротив ещё работал. Я лакирнул всё выпитое ещё и «Guinness» и рухнул одетый на кровать в своём номере в 3.30 утра, почти в беспамятном состоянии.

Когда-то давно, после первой поездки в Швейцарию, я привёз родителям очень популярные настольные часы: под стеклянным колпаком – циферблат, а под ним крутятся туда-сюда три шарика. И сейчас мне снится сон, как будто кто-то прессом прижал их сверху, и они превратились в лепёшку, в блин. Я проснулся, и хотя спал всего полтора часа и был ещё под градусом, но понял, что мамы нет, что мама умерла. Буквально через пять минут, когда я сидел в кровати, обливаясь потом от страха и ужаса, позвонила жена и сказала: «Срочно вылетай. Мама скончалась. Я подготовила всё для её погребения». Оказывается, это Ирина позвонила Вячеславу и попросила подготовить меня. Перед самым вылетом ей позвонили из реанимации и сказали, что мама умерла, поэтому она не позвонила мне, как обычно, в самолёт перед взлётом.