Виорэль Ломов - Помни обо мне. Две любовные истории

– Было бы чего читать. Давайте пить чай.

– Это хворост? – спросил Николай, хрустя тающими во рту лентами Мёбиуса. – У, вкусно. Медовый? Ни разу не пробовал.

Через полчаса Николай засобирался домой. Он хотел было позвонить матери, но ему почему-то стало неудобно посвящать еще кого-то в семейные разговоры.

– Ты меня не познакомила с молодым человеком, – оторвалась хозяйка от телевизора. – Сразу видно, порядочный молодой человек.

– Благодарю вас, – сказал Суворов. – У вас замечательная квартира. Очень уютная.

– А знаете, Николай, я вас тоже хочу проводить, – предложила Елена.

Они вышли из подъезда. Елена взяла Николая под руку, и они пересекли сначала улицу, потом проспект, подошли к подъезду Суворова, постояли около него, развернулись и пошли обратно к дому Елены. Постояли возле ее дома и еще раз проделали тот же самый маршрут. Они не замечали ничего вокруг, будто встретились после долгой разлуки. Их словно прорвало, и они рассказывали друг другу о себе всё, не заметив, как перешли на «ты». Пошел первый час ночи. Стало прохладно, но они не замечали и ночной свежести.

– Ну что ж, Лена, до свидания, – сказал наконец возле ее подъезда Николай. – Завтра обязательно позвоню.

Лена зашла в подъезд. Николай развернулся, чтобы идти домой, и в этот момент из подъезда раздался громкий крик. Суворов влетел в подъезд и в полумраке увидел две темные фигуры, зажавшие в углу Елену. Николай прыгнул из дверей на ближнего и повалил на пол, в падении ударив его коленом в спину. Вскочил на ноги и кинулся на второго. Тот выскочил в дверь. Николай подошел к Елене, обнял ее. Она судорожно прижалась к нему.

– Какие сволочи, – прошептала она. – Какие скоты! Ка…Коля!

Николай обернулся и увидел, как тот, которого он свалил на пол, заносит над ним руку. И скорее догадался, чем увидел, что в руке нож. Николай спиной упал на батарею у стены и, опершись об нее руками, повис на ней, сгруппировался и с такой силой ударил мужчину обеими ногами в грудь, что того отбросило к противоположной стене. Он стал хрипеть и задыхаться.

Елена схватила за руку Николая и потащила его наверх к себе. Хозяйка еще не спала.

– Что там за шум в подъезде? – спросила она. – Это опять вы? Лена, на тебе лица нет. А у вас кровь на лбу. Рубашка порвана. И тут кровь. О господи! Да что случилось-то?

Елена сбивчиво рассказала о нападении.

– Останьтесь, Николай, не выходите, – то ли предложила, то ли скомандовала хозяйка.

Пока Николай умывался, а потом звонил и успокаивал мать, Елена достала из-за шкафа раскладушку и застелила ее.

– Выпить бы, – Николай облизнул пересохшие губы. – Ничего нет?

Елена поставила на стол «Плиску», две рюмки.

– Сперва давай смажу и перебинтую.

Она дотронулась до его голого плеча и вздрогнула:

– Ты весь горишь.

Во втором часу улеглись. Суворов никак не мог унять дрожь во всем теле. Сначала подумал – от стычки в подъезде, но потом понял – от присутствия Елены. «Бёдро». Он слышал, что она не спит, ворочается, пребывая, скорее всего, тоже в состоянии крайнего возбуждения.

Николай встал, подошел к кровати и плашмя упал на взвизгнувшую Елену, как коршун на свою жертву. Они, сцепившись, катались по кровати, кусали до крови губы друг другу, рвались телами навстречу близости, путались, судорожно смеялись…

***

– Кто там опять всю ночь шумел в подъезде? – спросила утром хозяйка.

Елена, зевая, сказала:

– Пацаны, наверное.

А Николай, расслабленный от бессонной ночи, не мог сдержать блаженной улыбки:

– Шумели? Да? Ничего не слышал.

– Ты бредил во сне, – сказала Елена. – Ну-ка, нет, жар не спал.

После этого Николай больше года встречался с Еленой, никак не решаясь сделать ей предложение. Всё шло по-обычному, без особого накала чувств. А может, и не было меж нами этого сумасшествия в ту осеннюю ночь? Прошло полгода, и Николай сказал себе: то был сон, то был бред. Ведь я потом провалялся неделю в постели. Елена тоже ни разу не вспомнила о первом дне их знакомства, будто оно сразу началось со второго.

«Да, в нашей жизни с ним всё было странным, от той первой минуты в автобусе и до той последней, когда крышка навсегда скрыла его», – подумала она. Белый лоб, заострившийся нос, и через мгновение – ничего. Она пыталась представить себя на его месте, и не могла. Видно, не пришел срок.

Потом уже Елене донесли, что Надежда Алексеевна, узнав о слабости сына, присылала мужа разузнать о ней, и Георгий Николаевич, конфузясь под насмешливыми (так ему казалось) взглядами, расспрашивал о Елене Гусевой преподавателей (она тогда устроилась на кафедру секретарем). А когда вернулся с выполненным заданием домой, не мог вспомнить, что ему о девушке рассказали.

– Да хорошая, чего там, – досадливо махнул он рукой. – Сходи сама, Надин, и узнай всё, что тебя интересует.

Николай, оказавшийся случайным свидетелем разговора родителей, тут же объявил им, что у него есть девушка его мечты, и он женится на ней.

Георгия с повязкой на глазах и связанными за спиной руками привезли, судя по всему, куда-то на край города, завели на высокое крыльцо с десятью ступеньками, провели в дом и усадили на стул. Несколько часов в соседней комнате длилась то ли попойка, то ли совет. Невнятный разговор или молчание сменялись вдруг криками, швыряньем мебели…Георгий пробовал заговорить с охранником, который сидел справа, но получил только подзатыльник и добрый совет заткнуться. «Неужели свои?» – подумал Суворов. Потом его вывели на улицу, провели метров сто и затолкали в другой дом. Снаружи что-то долго прибивали, потом приперли дверь бревном. Не меньше трех человек долго спорили, отрывисто кричали. Говорили по-русски, но голоса были незнакомые. Потом шаги удалились.

Георгию стало спокойнее от мысли, что он, хоть и узник, но среди русских. Он сделал шаг, другой и уперся в стену. Пройдя вдоль стены, зацепил плечом за гвоздь. Наклонил голову, подвел повязку под гвоздь и сорвал ее. Темно, хоть глаз выколи. Дверь, кажется, там. Из щелочек пробивались робкие лучики света. Георгий осторожно направился к двери, сел на пол. Пощупав сзади ладонями пол, убедился, что он деревянный. Не иначе жилой дом. «Это хорошо», – подумал он.

Георгий так и не понял, что, собственно, ночью случилось. Разбудили его крики, ругань, гулкие шаги. Послышался выстрел, другой. Кто-то завизжал. Зазвенело разбитое стекло, раздались выстрелы, уже снаружи дома. Он выскочил из комнаты, на него навалилось несколько человек, завязали ему глаза и, приказав молчать, повезли сначала под гору, потом в гору, направо, налево…Руки скрутили умело и очень крепко, стянув, как египтяне, локти. Хорошо, хватило сил не дать притянуть их друг к другу намертво. И хорошо, что не сыромятным ремнем. Веревка– не так страшно.