Александр Цыганов - Курдюг

А если так сказано, всё равно, как по нам смазано: что правда, то правда, с сумой да тюрьмой никогда не бранись, сам попадешь. У кого своя рука владыка, ещё с дорогой душой зашлёт и на кудыкину гору, куда Макар телят не гонял. Запоёшь тогда, пропащая душа, не своим голосом. Этого только мы и ждали? Свято место пусто не бывает, и если дальше лезть поперёк батьки в пекло, то недолог час и уже тогда всем, нерадостным на чужое горе, тоже доведется самолично лицезреть родное небо в клеточку.

После этого, пусть себе руганному, да пока недоруганному, и осталось лишь от самого крыльца не взглядывать с лица, чтоб не встретиться поглядкой с понимавшей всё на свете матерью отошедшего в мир иной бедолаги. Но чтобы там ни было, какие ещё силы и дохнул в жилы один лишь услышанный селекторный вызов в остывающую душу: так и подошла бы она к давшему надежду поближе, да поклонилась пониже! Там ещё было время, но в сей же час наступила и пора. Не сговариваясь, мы опять вместе с ней молчком и двинулись далее к площади с торговыми рядами.

Со стороны глянуть – не увянуть: ступить люди ступили на ровно облитую небесным молоком тропку, да как в воду и канули, настолько от почтового угла всё палило, – настырно заливало белым пламенем от какого-то невидимого источника. А появились вскоре на лобном месте – на самой площади, где, собственно, под замершим в мареве жидким, солнечно-расплавленным кругом, завершался и наш, пройденный от катерной стоянки, незримо-избавительный круг, безвозвратно исчезал там, где ещё не уготовано нам. Потому как за ним чьи-то кости уже навсегда лягут на погосте, а при этом нашенские, что своего ходу, дальше без лишних слов из ворот да в воду, только след простынет.

Но кто знает, где найдёшь, а где потеряешь… Вдруг ни с того ни с сего, как дёрни таким сквозным ветерочком, что сразу знобко стало, когда всё похолодало. И тотчас, ахнуть не успеешь, темным-темно, как черно кругом сделалось, – куда день, туда и ночь. Даже вспомогающему нам, как ни крути, вездесущему шукшинскому герою, так и не обретшему желанного умиротворения, а оттого посулившему из своего киношного мира опрокинуть «этот город во мрак и ужас, в тартарары», возможно, и довелось бы у нас в яви временно лишиться дара речи при виде случившегося.

Поскольку в нашем подлинном бытии, как перед самим светопреставлением, разом и стало глазу ни зги не видно, – такой мрак навалился, что ничего нельзя было различить, тьма кромешная. Этого только и не доставало, а нас уже из огня да в полымя ни за что, ни про что кинуло, что ни дальше, то хуже некуда. Так как в тот миг вбыль и привиделось, будто я на какое-то время очутился в ином измерении, где чьи-то необъяснимые усилия на несколько летучих секунд и заставили поверить в происходящее, точно в правду, кажись, навсегда накрывши безвозвратным мороком – от горизонта до горизонта – всю нашу тишь да гладь, да божью благодать, – по небу широко, по земле далеко. Не так ли, надо думать, и бывает, когда вдруг неизвестно зачем всей своей былью да небылью так запросто нас перетянет, что кто-то уже и сам не знает: был он – не был, жил – не жил, знать, как пропал?..

Тем временем, чтоб кому ни попадя не было охоты лишний раз время зря терять, – без толку рот разевать, незамедлительно и дунуло со спины обычным мирским ветерком, поверху пронеслось. Тогда перед нами вновь вполне ощутимо, хоть иголки собирай, и возникла эта же площадь, за которой на виду всего грешного мира, – кому неведомо неизменное место городского отдохновения? – как вышним напоминаем о наших вечных душах, судьбоносно пошумливало в кронах вековой сосны, исстари вознесшейся на травяном откосе, всегда остро пахнущим рыбной свежестью озерной воды.

А нас опять-таки в очередной раз за виски да в тиски, – отныне уже в самом деле, что и говорить, как миленький, на все сто попался в перекрестную. Чтоб её нелегкая, с самой верхушки да на всю катушку, как хлынула ещё небесная вода, что тебе беда, – что она позабыла тут?.. Но только со всего свету в нашу сторону таким водопадным столбом рухнуло, что и сам царь воды не уймет, даже небо с овчинку стало. Хлестало с высокой вышины без продыха так, что перед глазами видны лишь были кипящие литые струи, крутящиеся витыми водными верёвками, да ещё рыкнул и вол на семь сел, – грозную тучу по пути от края до края перебросило. А где много воды разве долго ли до беды?..

Вскинул я набыстро свой мундир над нами с матерью, – в этом хоть быть по-нашему, забор крашеный, а если затеяно, так надо кончить дело. И тогда мы под этим одеянием, – не столь велико закрылись, зато дороге открылись, – шаг за шагом, рядком да ладком, а где и спокользя, добрались-таки до военкоматского здания, за которым, в низине, что в одном ряду с горестным помещением анатомички, в конце всего явилась и сама больница на все лица.

Там своим обличьем к нам и предстали взору под больничным навесом все, кому следует быть, поскольку уже время пришло, и всех в нужном месте нашло. Видать, у нашего медика с двоими из «ларца» были пути иные, раз вышли напрямую, а у смуглокожего машинного работодателя, прогретого совсем не северными лучами, работа кипела до самого пота. Бегал, выжидаючи, взад-вперед возле своего железного коня с откинутыми бортами, потому что в открытых подвальных покоях у анатомической не молоденькой начальницы уже была на виду готовой кожевниковская домовина.

А тут еще на секундочку, вроде, как ух ты, вышли мы из бухты: с обратного края крыльца, потусторонне поблескивая расплывчато-красными бортовыми полосами, притаилась «скорая помощь», разом не узренная под этим не прекращающимся, ни с чем несравнимым водоизвержением. Подобные специализированные автомобили никоим образом не могли относиться к городским больницам, лишь единично появившиеся в областном центре, и предназначенные для станций скорой помощи.

Возле неё, несмотря ни на что, бдительно дежурили двое молодых людей в белых халатах, похоже, проглядевшие все глаза, потому как при виде нас они одновременно оба преклонили свои головы. Вот в этакой-то напасти как было едва не пропасти моей спутнице, не поддержи её со мной, и так уж обеспамятевшую, подскочившими ещё к нам сопровождающими. Но во времена и лета нынешнего света, может ли статься: есть ли хоть какой-то заступник и для нас, когда такое горе горькое у нас?..

«Возьмите сына, – вдруг сказал кто-то нам громким и странным, сроду не слыханным голосом. И ещё раз для нас раздалось рядом то же самое не от мира сего звучание. – Возьмите сына! – Я-то как очнулся, точно бы проснулся, а это, вишь ты, кто-то утробисто так внутри меня сам по себе говорит, словом жарким горит, – и не по-нашему хотенью, а по-чьему-то изволению. Что называется, ни в сказке сказать, ни пером описать, неужели такое бывает?..