Том Черсон - Versus. Без страха

– Это ты был счастлив. Прости, я ошибся. Дай мне уйти.

– То есть ты мне врал всё это время? Врал про любовь, про счастье? Да?

– Получается так. Прощай, – кивнул он хладнокровно и молча вышел из квартиры.

Максим остался наедине с тишиной и своим несчастьем. Больше не будет ни веселья, ни ласки, ни заботы, ни любви.

«Остались только лишь выгоревшие фотографии, рамки с разбитыми стёклами, измученные воспоминания. Время скоро смоет всю эту память тысячью слёз. Но, когда я проснусь, ты никогда не будешь здесь. Никогда. Никогда!»

( Anastacia – Pieces of a Dream )

Макс перестал выходить из дома. И слушал лишь одну песню. Тётя пыталась его как-то расшевелить, но все её попытки оборачивались истериками Максима. Он ничего не хотел уже в этой жизни.

Близился сентябрь. Максим совсем недавно поступил на химический факультет в УрФУ. Но это его не радовало. Какой смысл учиться, находить работу, расти по карьерной лестнице, если тот человек, ради которого он жил, так жестоко поступил с ним? Смысл пропал.

«Всё случится первого сентября. На самом деле всё просто. Никаких прелюдий, я сделаю это. Хватит с меня. Дальше мне идти некуда… Эх, знал бы ты, как я тебя люблю, Ромашка. За что же ты так со мной? Ну, ничего, скоро всё пройдёт. Скоро всё закончится».

Максим засыпал и просыпался с мыслями о смерти.

«Первый день осени наступил. Первые листья начали опадать, первый день учёбы. Первый курс. Первая лекция. Всё впервые. И как на таком празднике жизни с нею же покончить? Ничего, я смогу. Я сделаю то, о чём мечтал последние три недели».

Раздался звонок. Это был конец пары. Максим не стал даже ни с кем знакомиться, так как не видел в этом смысла. Смирившись с ролью самоубийцы, он направился к одному из учебных корпусов, самому высокому зданию университета. Душа уже не скиталась в сомнениях, он всё решил. Ни одной мысли о возвращении. Максим был настолько спокоен, будто бы переел глицина. Тётя всё узнает позже. Поплачет и вернётся в Петербург. Всё у неё будет замечательно. Без племянника. Шаг, ещё шаг. Скоро предвидится падение в бездну. Полёт нормальный. Скорую помощь вызывать не понадобится.

Макс зашёл в пустой лифт. Этот факт радовал. Нажал на кнопку «одиннадцать». Сверкали цифры на табло. Один. Два. Три… Вся жизнь мелькает перед глазами… Четыре. Пять. Шесть. Но вся жизнь Максима – это был тот самый человек. Семь.

– Стоп! Неужели ты не можешь быть сильнее? Не уходи! – слышался незнакомый голос где-то там, в голове.

– Всё кончено. Мне пора, – отвечал Максим уже вслух.

Восемь. Девять. Десять. Сердце стало биться чаще.

Разбей меня и остуди мой пыл в груди.

На перекрёстке ты меня уже не жди.

Закрой мои глаза, играй и испарись,

И снова упаду я, чтоб подняться ввысь

Надежда быть с тобой уходит в никуда.

Осталось мало здесь, одна моя звезда,

Которая сквозь тьму в тиши меня ведёт,

Вернёт в былую жизнь, оставит и умрёт.

– Одиннадцать. Пора выходить. Пора кончать с этим.

На этаже никого не было. Казалось, ничего не мешало Максиму сделать то, что он хотел. Старое окно заскрипело. Он сел на подоконник, свесив ноги над воздушной бездной. Ещё немного и ничего уже не останется. Макс закурил сигарету, хотя никогда раньше этого не делал. Закашлявшись, он нервно посмеялся. Вот и всё. В мыслях он уже летел вниз. Жизни нет, это иллюзия. Прощай, Макс.

– Прощай, – прошептал он.

И не успев оттолкнуться, Макс почувствовал, как что-то тянет его назад. Он полетел. Как оказалось, полетел на пол. Макс побоялся открыть глаза, но отчётливо слышал голос, кричавший то ли на ломанном русском, то ли на другом похожем языке. Опомнился после того, как незнакомец схватил его за плечи и начал трясти.

– Что ты делать? Ты с ума сшёл? Wielkie nieba! Oh, te rosyjskie! 1 1 Боже мой! О, эти русские!

Перед неудавшимся самоубийцей стоял высокий худощавый светловолосый юноша, одетый во всё белое. Хорош собой, но неприметен на первый взгляд. Макс подскочил, вглядываясь в его лицо, полное тревоги и ужаса.

– Ты что, ангел? – вскрикнул Максим. – Кто ты? Зачем, зачем ты меня спас?

– Ангел? Ежи – моё имя. Я прижехал из Польска сюда, – изумлённо ответил тот, сверкнув тёмно-карими глазами.

– Ты поляк? А откуда ты знаешь русский? Какого чёрта ты тут делаешь?

– Я плохо знать ваш езык.

– Зачем ты это сделал? Кто тебя просил?

– Убивать себя есть плохо. Не знаю, что в России, а у нас это гжех. Большой гжех, – строго отвечал поляк.

– Да это вообще не твоё дело! Если я решил, то значит, это нужно было сделать!

– Jesteś niewdzięczny świnia! 2 2 2 Ты неблагодарная свинья! Я тебя спасать, а ты на меня кричать!

– Я – свинья? Ты, правда, думаешь, что я не понял?

– Будь спокойным. Давай иметь дружбу. Не злись на меня.

– Ну, чёрт с этим со всем. Есть курить? – спросил Макс, понимая, что сигареты выпали вместо него самого.

– Я за здоровье в образа жизни, – занудно ответил Ежи.

– Да уж, придётся тебе подтянуть русский. Ну, ничего.

Что-то ёкнуло в сердце Макса. Это точно был знак свыше. Потрясение заставило взглянуть на настоящее иначе. И тут Макс резко воскликнул, не боясь, что кто-то посторонний мог это услышать:

– А что, если, правда, попробовать жить заново? С чистого листа. Забить на прошлое. Всё.

Его речь звучала контуженной, голос – нервным. Но пациент оказался скорее жив, чем мёртв.

– Расскажи, что у тебя случиться, – спросил поляк. – Может, я могу помогать?

– Прости, но это очень личное. Если я такое расскажу, то только после бутылки водки.

– Бутылки водки? – недоумевал Ежи. – Но мне не есть восемнадцать! Только в ноябре! В нашего краю так нельзя делать.

– Ты не забыл, что ты в России? Тут нам в каждом ларьке продадут, ещё и скидку сделают. За возраст.

Макс купил в местечковом алкомаркете дешёвый вермут, и они с Ежи пошли в парк. Там сели на старую, покосившуюся скамейку и начали пить прямо из горла. Когда Макс поведал свою историю, Ежи даже не повёл бровью. Лишь в ответ немного рассказал о себе.

Сам он был из Варшавы. Родителей в сознательном возрасте не видел. Дед, звали его Феликс, рассказывал, что они спились, когда Ежи было два года. Поэтому деду пришлось стать для Ежи и матерью, и отцом. И воспитывал внука, как говорят в России, держа в ежовых рукавицах.

Это всё изрядно поднадоело Ежи, и тот в один прекрасный момент выбрал учёбу за границей, подальше от деда. Несмотря на русофобию, активно продвигаемую в СМИ, Ежи всегда привлекала Россия. К тому же, внучатая тётя Ежи, её звали Агнешка, уже тридцать лет жила тут, на Урале. И с удовольствием согласилась приютить родственника у себя. Поэтому выбор пал на Екатеринбург. Да и столицу России Феликс не жаловал. Он постоянно рассказывал внуку байки, что в больших российских городах много разврата, что там пропащие люди. Да и ещё, Феликс всегда был скуп, поэтому гостеприимство Агнешки радовало его вдвойне. За аренду комнаты она не брала с Ежи ни копейки, ни злотого. Так он и оказался на химфаке.