Дмитрий Павлоцкий - Время лечит не спеша

Плюсы:

1. Она высокая. По современным меркам она действительно высокая. Всего на полголовы меня ниже, а я невероятно длинный. Почти два метра.

2. Она стройная. Лиза говорила, что ни дня в жизни не занималась спортом. К тридцати годам она каким-то образом выглядела лет на двадцать не только лицом. Но и фигурой. Наверное, гены.

3. Она, пожалуй, честная. Во всяком случае, по отношению ко мне. За всю жизнь (с перерывом в десять лет) она ни разу мне не врала. Наверное.

4. Она однозначно добрая. Если бы у нее была возможность, она бы забрала домой всех бездомных животных. А эмпатия и желание помочь каждому, кто в этом нуждается, иногда приводила к бессонным ночам. Сама рассказывала.

5. Она не просто симпатичная. Она – эталон красоты. Она, пожалуй, самая красивая девушка из всех, что я видел в своей жизни.

6. Она никогда…

– Да, было пару раз.

А вот это неожиданно. Имидж милой и отчаянно честной потенциальной пары таял на глазах.

– Погоди. Как можно любить кого-то и ложиться в постель с другими?

– Это довольно просто объяснить. Чувство к нему было какое-то прелое, темное и гадкое. А к Егору такое светлое и чистое…

Я вспоминаю нашу первую школьную совместную фотографию, которую сделал Лизин отец. Я держу ее за руку. Неуверенно, как будто сам за нее держусь. Она улыбается, зажмурившись на сентябрьском солнце. А я хмурюсь, будто предвижу грядущие десять лет в общеобразовательном учреждении. Что же мне так везет на зажмурившихся на фотографиях девчонок?

Отец Лизы давно умер. Точнее – погиб. Он спешил на работу и его сбил пьяный водитель. Более тривиальную смерть для отца семейства сложно придумать. Мать начала крепко пить, а сама Лиза ухаживала за медленно угасающей бабушкой и ходила в школу, где училась на одни четверки и не дружила ни с кем, кроме меня. Мы десять лет просидели с Лизой за одной партой, но я так и не узнал, что она за человек и что происходит в ее семье. На выпускном, когда она мне рассказала, из чего состояла ее жизнь, мне отчаянно захотелось обнять ее и всегда быть с ней вместе. Через месяц после окончания школы мать Лизы приняла решение уехать в Москву и увезти дочь с собой. Тогда мы и нашли крышу в центре города, куда пробрались в тайне от всех, чтобы посмотреть на закат и попрощаться. Мы долго сидели в тишине, а я надеялся, что это никогда не закончится: мы так и будем сидеть там, выше города, всех людей, выше поезда до Москвы и того, что ждет нас вдали друг от друга. Мы молчали, слегка касаясь друг друга пальцами, которые мы грели об остывающую после дневной жары крышу.

– Дождешься? – Лиза даже не смотрит на меня, но мне кажется, что ей важно получить утвердительный ответ.

– Конечно, – отвечаю я после недолгой паузы.

Одномоментно все иллюзии и мечты о том, что «раз и навсегда, как родители» рухнули, разбившись о стену обстоятельств. Одноклассники окрестили нас женихом и невестой еще во втором классе и активно подтрунивали над нами. Но, как ни странно, мы никогда не говорили и даже не думали о том, что можем быть вместе. Ну то есть Лиза не думала. Наверное.

Когда умерла моя мама, я как будто стал ближе к Лизе. Я не представлял себе, где она находится, с кем и чем занимается. Но потеря близкого человека словно бы заставила занять вакантное место, симметрично образовавшееся в наших семьях. В какой-то момент я даже стал представлять себе, что она сидит рядом со мной. Просто сидит рядом, присутствует. Не говорит ни с кем, не утешает меня, а просто находится неподалеку. Как воображаемые друзья из детства – они просто проводят с тобой время и становится гораздо легче.

Позже, когда пришло время под названием «сегодня вечером», я рассказал ей об этом, и мне очень хотелось, чтобы она бросилась мне в объятья и начала рассказывать о том, что в определенный момент она ощутила, будто я нахожусь рядом, поняла, что у меня что-то произошло и сразу же захотела со мной связаться. На деле же она потупила взгляд и кивнула. Театрального в этом жесте не было ничего, а вот разочарование накатило на меня огромной волной. Хотя я так до конца и не понял, зачем себе придумал это ее «присутствие».

***

– Когда уже у меня будут внуки?

Он не шутит. Он вообще не шутит. Даже не пытается заигрывать. Вот ведь выбрал подходящее время! Внуки. Множественное число. Сколько их ему надо? Пятнадцать? Или четырех будет достаточно? Почему родители всегда задают этот вопрос? Когда ты сделаешь домашнее задание? Когда ты определишься, в какой институт поступать? Когда ты уже пересдашь экзамен? Когда ты найдешь работу? Когда ты найдешь работу получше? Когда ты уже женишься? А теперь ещё и внуки. Какие ещё внуки?

– Мне повторить вопрос? – отец начинает хмуриться. – Когда. У меня. Будут. Внуки.

– Минут через десять, – профессионально отшучиваюсь я. Отвечаю, хотя в последней его фразе вопроса не звучало. – Десять минут тебя устроит?

– Лишь бы шуточки шутить. – У меня в голове эта фраза отдается эхом с разными интонациями раз пятьдесят. Потому что я слышу ее в пятидесятый раз в жизни по пятидесятому поводу. Примерно.

– Пап, да я даже ни с кем не встречаюсь, – констатирую я. Но его это, кажется, не волнует. Я начинаю понимать, что забыл его улыбку. Она осталась только на каких-то допотопных фотографиях, где я еще ребенок, а он молодой. Молодой папа уже ответил на этот вопрос своим родителям: вот они, вот они внуки. Хватит с вас и одного. А дальше-то что, пап? А дальше, сынок, ты уже как-то сам. Потому что время пролетит и уже тебе придется отвечать на этот вопрос, когда я его тебе задам. Но это уже совсем другая история. Да и будет ли вообще хоть кто-то, у кого ты, в свою очередь, сможешь спросить то же самое?

Я благодарен. Я благодарен за каждое утро. За то, что дышу, за то, что солнце за окном. За то, что сам есть. Без надежд, без веры, без сил и без одежды, лежа в кровати каждое утро просто «спасибо» говорю. За то, что глаза открыл.

Мне уже не первый день периодами грустно. Сам толком не понимаю, почему именно. Пожалуй, просто очень сильно устал. От всего. Бегаю, делаю дела, смысла в этом не вижу. В работе смысла не вижу. В жизни смысла не вижу. Пытаюсь грусть связать с образами Полины, не получается, смысла не вижу. Надо срочно закрывать проект, а я смысла не вижу.

Грустно. Очень хочется, чтобы пожалели. Остается самому себя жалеть.

Я выключаю свет и подхожу к окну. Странное действие, если учесть, что я на тринадцатом этаже, а ближайший дом находится как минимум в километре от моего: при всем желании никто не сможет заглянуть в окно. Но я делаю это не задумываясь, словно повинуясь мышечной памяти. И точно, так делала прабабушка, когда мне было четыре: если за окном слышался шум, она выключала свет и аккуратно выглядывала во двор. Блокадник не мог поступать иначе.