Наталья Комлева - Переулок Карабашский в пространстве у-вэй

Выглядел переулок абсолютно патриархально.

Об асфальте аборигены в 1940-60-е годы прошлого века и не мечтали, он так и не пришёл в переулок до самого дня его сноса в 1990-х, и единственным благом цивилизации были две водопроводных колонки на соседних улицах, исправно снабжавшие водой обитателей переулка. Воду, понятное дело, надо было ещё доставить в дома, и этим занимались либо взрослые, перенося её в вёдрах, надетых на коромысла, либо дети, применяя для этой цели трёхлитровые молочные бидоны. Впоследствии вода сливалась в металлические круглые баки, стоящие, как правило, в сенях. Бак закрывался крышкой с ручкой, и на крышке всегда стоял металлический ковшик, из него эту воду пили безо всякого кипячения или иного обеззараживания – и, как говорится, ничего. Некоторые жители переулка приспосабливали в качестве водовозки громадные алюминиевые бидоны, используемые на колхозных фермах, поставив их на платформы с колёсиками, и в них же держали воду дома. Удобно… Воду тратили на умывание, приготовление еды и чая да на кое-какую стирку, а мылись преимущественно в общественной бане на улице Куйбышева – там же и стирали своё нательное бельё. А прочее стирали хозяйственным мылом в железных корытах на ребристых железных же стиральных досках, сушили на верёвках, протянутых в огороде, и гладили с помощью древнего устройства, состоявшего из деревянных рубеля и скалки.

Электричество пришло в переулок не сразу, а появившись, существовало с некоторыми перебоями, так что имелись в домах и керосиновые лампы. Заодно керосином лечили некоторые неопасные хвори. Электрические утюги, потреблявшие энергию, за которую надо было ежемесячно платить, не сразу победили утюги чугунные, заполнявшиеся даровыми углями из печей. Печи же, понятное дело, топились дровами, которые ещё надо было выписать с дровяного склада, привезти, распилить, расколоть, перетаскать вначале в дровяник на усадьбе, а затем частями – в сени, чтобы дрова подсохли и лучше, жарче горели. На плите кухонной печи, называемой шестком, еду варили в чугунках и чугунах, жарили на чугунных же сковородках. Пироги пекли на больших железных противнях в духовой печи сразу за шестком. Духовка закрывалась железной заслонкой с ручкой. На тёплой лежанке кухонной русской печи, застеленной самотканым чистым половиком, обычно спал кот. Комнатные печи, круглобокие голландки, обитые тонкими листами железа, отапливали жилые комнаты. Ни о каких домашних холодильниках и не слыхивали, а то, что надо было сохранить подольше, спускали в прохладный подпол или выносили в неотапливаемый чулан в сенях. Над входной дверью в жилую часть дома располагались полати – настил из досок, занимавший всё пространство над прихожей. Туда клали тюфяк, заправляли его постельным бельём и спали. На полатях было очень тепло, т.к. они обогревались сразу двумя печами, к которыми непосредственно примыкали: кухонной русской и комнатной голландкой. К полатям вела вертикально прикреплённая к стене лестница с широкими деревянными ступенями. В этом дополнительном помещении либо спали тогда, когда надо было хорошо согреться заболевшему человеку, либо размещали детей в случае приезда родственников, а их постели в комнатах отдавали приехавшим. В кухне под потолком тоже был дощатый настил, но это уже были не полати, заполнявшие весь потолок прихожей, а просто очень широкая полка, где складывались не особо нужные в хозяйстве разные вещи, которые, однако, могли на час и понадобиться, так что совсем уж далеко – в чулан, к примеру – их не относили. Полка называлась грядкой, и было странно непривычному городскому человеку, при чём тут грядка – грядки же это в огороде земляные такие вскопанные площадки с овощами…

Оконные стёкла держались на особой замазке, которую ежегодно надо было поновлять. Бревенчатые стены регулярно конопатили для сохранения тепла в доме: стамеской забивали в щели между брёвнами пеньку. В завалинках под домами предусмотрены были «продухи» – небольшие отверстия, закрывавшиеся круглыми железными крышками с ручками. Если надо было проветрить подвал, крышки открывали, если требовалось, напротив, сберечь тепло – закрывали. В открытые продухи иной раз пролезали кошки с целью поживиться продуктами, хранящимися в подполе, и, нечаянно запертые крышками продухов в подвале, орали там дурным голосом, пока хозяева избы с бранью не выпускали их на волю. Чужих котов выгоняли из дома с помощью веника, а своего посредством того же веника шлёпали слегка по круглой башке для предотвращения повторных преступлений.

Весной на окнах таял лёд, и талая вода по плотно проложенным между рамой и подоконником тонким жгутам из старых простыней стекала в бутылки, специально для того подвешенные за бечёвочные петельки на гвоздики, прибитые в торцах подоконника. Приходилось довольно часто менять бутылки: убирать наполненные и подвешивать пустые.

В комнатах поражало обилие вышивок. Вышивки были везде: на стенах (воспроизведение картин известных русских художников или просто фантазии на тему любви и красоты), на чехлах, в обязательном порядке покрывавших диваны, на салфетках и скатертях, лежавших на подзеркальниках, комодах и столах. Салфетки, вязанные крючком, украшали пространство под вазочками и вазами. Дом становился весёлым, уютным и тёплым.

Для детей были предусмотрены нехитрые развлечения: летом – песочница с песком, привозимым живущим в Народном переулке шофёром, а зимой – ледяная горка, пустовавшая только поздним вечером. Дети обоих переулков носились стайками по окрестностям, с увлечением играя в казаков-разбойников, прятки, жмурки и «секретики». Суть последней популярной забавы была в том, что каждый игрок зарывал в определённом месте строго оговорённого пространства «клад» из красивых черепков чайных чашек, фантиков и «серебрянок» от конфет, прикрывая его сверху стёклышком для защиты от земельного праха, а затем остальным детям надо было секретик найти, и кто первым находил, пополнял содержимым секретика запас своих сокровищ. Лакомились дети разнообразно: огородными и садовыми произрастаниями, домашними пирогами и пирожками, покупными квадратными маленькими карамельками с повидлом внутри, назывались они «подушечки», изредка – мороженым, представлявшим собой сладкий молочный холод, размещённый либо в коротком и широком бумажном стаканчике с цветочным бордюром (есть его надо было особой небольшой палочкой с закруглёнными концами, прилагавшейся к стаканчику), либо между двух круглых вафельных пластин. Но особым праздником было погрызть брикетик какао с сахаром – коротенький прямоугольный полуфабрикат, продававшийся вместе с прочими завлекательными пищевыми продуктами в недалёком ларьке на улице Циолковского. Ларёк был встроен между домами и был просто низкой маленькой будкой блёкло-голубого цвета с окном во всю верхнюю часть передней стенки, к которому вела пара некрашеных деревянных ступеней. В окне был выставлен нехитрый товар – чай, сахар, конфеты «подушечки», крупа и толстые длинные макароны – и открывалось центральное маленькое окошечко для передачи денег и покупок. Ничего «пощупать» было нельзя, только рассмотреть через стекло – это пожалуйста, сколько угодно. Д о ма питались разнообразно: пшённая и гречневая каша на воде, жареная и варёная картошка, щи, оладьи. По праздникам пекли пироги с капустой, яйцом и зелёным луком со своего огорода, рисом и яйцом, а по особым случаям – торт «Стёпка-растрёпка» с коржами из пресного сдобного теста, промазанными сгущёнкой, смешанной со сливочным маслом.