Елена Бажина - Школа для девочек

Ангелину же скоро перестали замечать. Как будто она предмет какой-то, какая-то вещь или механизм, приставленный к своему делу. Моет посуду, готовит, не спорит, не ругается. Некоторые даже считали её блаженной.

– Ангелина, возьми Серафима за руку! Ангелина, иди скорее домой, растопляй печь, грей обед, мы позже придём! Ангелина, зайди к Прасковье за квашеной капустой!.. Ангелина, возьми с собой Клаву! Ангелина, сходи, принеси мой платок цветной, я его подарить хочу!..

За стол она садилась с краю, чтобы быстро поесть, а потом встать и убирать, мыть посуду, подавать чай. К этому быстро привыкли, хотя матушка Тамара иногда говорила: «Не суетись, матушка, посиди немного…». И всё равно воспринимали, что так и должно быть.

А в минуты покоя она сидела на крылечке, вдыхая запахи деревянного дома и мокрых трав, слушала шум дождя. Казалось бы, хорошо и спокойно, но всё же было тревожно.

А слово «свобода» было здесь неприемлемо. Отец Виталий терпеть не мог это слово. От этой свободы, считал он, и произошли все беды в России.

Впрочем, у Ангелины и так не было никакой свободы, и говорить тут было не о чем.

В целом же отец Виталий Ангелиной был доволен. Всё делает хорошо, и вера у неё искренняя. Что-то интересует, кроме того, чтобы исполнять свои послушания. И вроде книжки духовные читает – Игнатия Брянчанинова, Иоанна Кронштадтского. Всё правильно делает. А послушание её – мыть, стирать, убирать, – вот и всё. Помогать матушке Тамаре, которая едва справляется с двумя детьми. Словом, делать всё, что надо. И если надо, отправиться по его делам. Но достаточно ли ей этого? Захочет ли делать это всегда? Как будто о чём-то задумывается, в чём-то сомневается… И бывает грустной. «Не иначе, мужа бывшего вспоминает, – думал отец Виталий. – Вот тоже никак не выгонишь этого беса из её головы…».

И угадывал – не хочет ведь торчать на кухне, надоедает ей и готовить, и мыть, и выполнять все послушания, смотрит куда-то в сторону, думает о чём-то… Тоже, наверное, своего ищет… Все ищут своего.

Кто её знает, чего она хочет? Не ищите своего. Это можно сказать каждому второму, и себе в том числе, подумал он.

Но только так не бывает, решил он однажды. Не бывает в жизни ангелин, она просто не видит своих грехов, то есть выдаёт себя за того, кого нет… А как заставить, чтобы увидела? Она должна чувствовать себя хуже всех, а чувствует ли?.. Видит ли грехи свои, «аки песок морской?»… Ну не может быть, чтобы у человека не было недостатков. Там, у Степаниды, она чему-то научилась, но невозможно научиться всему. Ангелов не бывает. Нельзя, чтобы у человека было всё хорошо, чтобы у него всё так благополучно складывалось. (По его представлениям, жизнь Ангелины была абсолютно безоблачной.) Да и не имеет она чувства благодарности – за то, что находится здесь, в этом спасительном месте, да ещё рядом с таким человеком, как он.

В конце концов, и Христос обличал. И даже выгонял из храма. И бичевал. А кто же, как не он, священник, замещает здесь Христа?

И он решил подвергнуть её испытаниям. Чтобы она узнала, наконец, что лёгкого спасения не бывает. И стал выражать недовольство всем, что она делала.

На неё посыпалось: она забыла добавить святую воду в суп; она плохо перебрала пшённую крупу для каши; она не в том порядке сложила тарелки; она не приготовила обед вовремя; она плохо помыла посуду; она много разговаривает с посторонними односельчанами; она смеётся иногда, что совершенно недопустимо; её пироги получаются невкусными; она не умеет молиться; она не видит своих грехов; у неё нет покаянного чувства; она заражена греховными привязанностями к своим родственникам; она часто вспоминает свою прежнюю греховную жизнь; у неё нет рвения ко храму; она плохо знает православие и недостаточно интересуется им; она не любит читать жития святых и т. д. Словом, она такая… такая, и всё. И он каждый раз находил повод, чтобы сделать ей замечание. Упрекнуть её хоть в чём-то – унизить для смирения, чтобы не возгордилась своим ангельским характером. И чтобы все поняли – не такой уж он у неё ангельский.

Казалось бы – он всё делал правильно, только что-то изменилось. Вдруг дети, усвоив его отношение к ней, стали повторять те же уничижительные слова. Они уже не хотели оставаться с ней – просто потому, что она была плохая.

А она не понимала, что случилось. Что такого она сделала, почему так изменилось отношение к ней? От неё требовали какого-то колоссального перерождения, которое должно произойти в короткое время, как будто она действительно должна стать ангелом. Она пыталась всё делать лучше. Она старалась делать всё, чтобы вернуть к себе прежнее расположение. Но однажды поняла: что бы она ни сделала, всё будет плохо. И как бы она ни старалась, всё бесполезно.

Ангелина сначала молчала, потом смущалась, потом начала расстраиваться, потом раздражаться, а потом действительно стала всё делать плохо. И чем больше он её порицал, тем хуже у неё всё получалось. Он возмущался уже всерьёз. И она всерьёз воспринимала всё. Однажды она бросила полотенце на стол и ушла куда-то. На улицу, в деревню. А дальше идти некуда. Ходила вдоль берега. Сидела на скамейке у храма. Так не хотелось возвращаться в дом. Как будто всё там было чужое, и она там была чужая. И вот теперь – не было у неё дома, и нигде теперь его не было. Оказалось, что и здесь так же, как и в монастыре у матушки Степаниды. Никакой защищённости. Всё зависит от настроения того, кто здесь главный.

А отец Виталий сказал: вот и открылось всё. Вот она какая на самом деле, Ангелина. Когда она вернулась, он говорил о том, что в реальности нет у неё ни смирения, ни терпения, ничему не научилась она, ничего не приобрела. И ситуация у неё тяжелая, прямо скажем, не ангельская. Он говорил – и чем больше говорил, тем больше сам раздражался, злился, и не мог уже остановиться. А оттого, что потерял спокойствие, винил её же, Ангелину.

И всё-таки были благодатные дни. После службы, после всенощной, отец Виталий возвращался домой, останавливался у колодца и смотрел на звёздное небо. Иногда смотрел, как отражается луна в реке. Было темно и тихо, и не хотелось идти в дом, а стоять вот так и смотреть на этот простор вокруг и едва различать силуэты домов, слушать тишину, ощущать покой и понимать вдруг до самой глубины слова «Царствие Божие внутрь вас есть». И казалось – не надо никуда идти, не надо ничего искать, всё есть.

И он не хотел быть суровым и требовательным, а наоборот – проникался тёплым чувством ко всем окружающим, и начинал всех любить, и даже готов был, если надо, пожертвовать собой ради всех.

Ангелина тоже находила осколок Царства Божия. После всех своих дел, убрав, сложив тарелки и кастрюли, вытерев клеёнку на столе, вылив помойное ведро, развесив сушиться полотенца, накормив двух кошек и собаку, замочив на завтра фасоль, прочитав вечернее правило, она лежала на своей узкой кровати-скамейке и смотрела на огонёк лампады. И было хорошо и спокойно в эти минуты. На неё сходил тот небесный мир, который вечен и который до конца непостижим. Она закрывала глаза, и ей хотелось ещё сильнее закутаться, укрыться в этом душевном покое, стать частью этой тишины. И казалось в этот момент – ничего не надо, всё хорошо, всё правильно, всё так и должно быть.