Наталия Кузьмина - Тура, или Я, Сонька, Алик и остальные

– Ты напрасно так волновалась, – ко мне подошел Альберт, высокий белобрысый парень, которому прочили большие успехи и который совсем недавно появился в нашей команде. Он мне сразу не понравился. И потом это его имя с ударением на первом слоге. Он всегда исправлял нас, когда мы самовольно переносили ударение с первого слога на второй. Поправлял нас с подчеркнутой вежливостью и даже надменностью.

– Все дело в нейронах. С тобой что-то произошло.

– В каких нейронах? – признаться, меня удивили слова Альберта.

– Головного мозга, – ответил Альберт.

– Да брось ты. Вы думаете, что я сошла с ума?

– Нет, но ты слишком мнительна. Не было никакого магнита. Просто мы всегда видим не мишень, а мираж мишени.

– А ты что видишь? – Альберт начал меня раздражать.

– И я вижу мираж.

– А как же ты попадаешь в цель?

– Этому нельзя научить. Это особая статья.

– Особая статья в том, что я вижу цель, но попадаю в мираж, а ты видишь мираж, но почему-то попадаешь в цель.

Альберт молчал.

– Вот что… – по какому-то наитию решила я, – давай-ка твою стрелу.

Альберт не успел увернуться, я вытащила из его колчана стрелу, потом подошла к мишени на нужное расстояние и натянула тетиву. Стрела попала точно в центр мишени. Я была ошеломлена.

– Ну… Альберт?!

– Ну и что! Это же моя стрела, – констатировал Альберт как ни в чем не бывало.

– Причем здесь – твоя?! Хотя…

– Ты еще не ушла? – к нам подошел тренер.

– Мы здесь с Альбертом спорим… – не знаю, почему, но я испытывала смущение. Однако тренер перебил меня.

– Соревнования через три дня. А тебе лучше отдохнуть недельку. Я договорился с начальством. Команда девушек будет чуть меньше, а команда парней – больше, в целом же количество участников от нашего клуба менять нельзя.

Тренер положил руки мне и Альберту на плечи.

– Альберта возьмем.

– Альберта?.. вот как… – я резко стряхнула руку тренера и, не попрощавшись, пошла через поле к раздевалке.

– Зря ты так… – меня нагнал Альберт, он здорово запыхался и стряхивал капельки пота со лба, – у тебя скоро все наладится.

– Наладится?! – я прямо-таки кипела от негодования и злости.

– Ты перейдешь на другой уровень.

– Уровень? А ты… и на соревнованиях собираешься так же шустрить?

– Ты что?.. ты это серьезно? – Альберт опешил и остановился.

Я остановилась тут же.

– Ты всерьез думаешь о магнитах… что я?..

– Причем здесь магниты? Козни.

Мне даже стало интересно, как будет выкручиваться Альберт.

– Ты просто нервничаешь и злишься из-за неудачи…

Кстати, в данный момент я как раз была абсолютно спокойна.

– Нет, все дело в нейронах.

– В каких нейронах? – переспросил Альберт.

– Головного мозга.

Альберт молчал с секунду, а потом отчаянно выпалил:

– Из-за своей глупости ты довела ситуацию до такой степени, что задача не может иметь однозначного решения, и нельзя понять, кто прав, а кто виноват…

Он запнулся, по всей видимости, не зная, что еще добавить, резко повернулся и пошел назад, к спортивной площадке. Я долго провожала взглядом его мускулистую фигурку, потом побрела к раздевалке. Настроение катастрофически ухудшалось. Во-первых, я была неучтива с тренером. Во-вторых, меня лишили участия в соревнованиях. И, в-третьих… может быть, действительно задача уже не может иметь однозначного решения, и Альберт, впрямь, ни в чем не виноват?

Хорошо отразить себя в центр огромной прозрачной сферы. А всех остальных отразить на ее внешнюю сторону.

Люди ползают, словно мурашки, или будто бы бродят неловко по зыбким навесным мостам. Теперь-то они абсолютно безвредны. И даже вызывают божественное удивление.

В Исаакиевском, где я однажды внимательно рассматривала маятник Фуко, а также раздумывала о жизни великого Жана Бернара, который не только весьма оригинальным способом подтвердил суточное вращение Земли, но и обнаружил в свое время электрические вихревые токи, народу было немного, и был он разношерстный, но углубленный в себя. Более всего поражали, пожалуй, влюбленные парочки (которых насчитала штук двадцать) утонченной отрешенностью и как бы вывернутой в иные мировые ипостаси сутью. Так, например, несмотря на мои любопытные заглядывания, которыми я щедро одарила каждую парочку, мой блестящий вид и притягательную внешность, я не получила и малейшего намека на взаимный интерес. Поначалу это ввергло меня в уныние. Однако чуть погодя вдохновило необычайно, и я решилась остановить маятник, чтобы обратить на себя внимание. Остановить маятник было совсем не просто и удалось мне только с четвертой попытки ценою собственной свободы. Увы, но и это не помогло. И тут поняла, в чем дело. Постараюсь говорить как можно точнее, чтобы и вы поняли: в общем… все парочки несли яйца. Несли и откладывали. Каждая парочка много-много яиц зачем-то отложила тогда…

Некоторых людей надо трясти долго-долго и злобно-злобно, чтобы холестерин закапал из их пор, и они стали вновь, как розы.

Комната была абсолютно пуста и необычно изогнута, так что десятисантиметровые брусья, крепившие потолок, напоминали брови вечно удивленного субъекта. Мне нечего было здесь делать, и я переминалась с ноги на ногу.

Неожиданно дверь скрипнула, и на пороге появился Коля, друг детства, потерявший окончательно разум ровно на третьем году обучения в военном училище. За ним вошел Валера, хромоногий дурачок, державший нашу улицу в страхе в течение трех с половиною лет и ставший впоследствии жестоким насильником несовершеннолетних. И, наконец, втиснулся Сева, худосочный блондин, бывший муж моей троюродной сестры, великий молчун, но неадекватный и невменяемый.

– И здесь никого нет, – с раздражением прошептал Валера.

Это было странно, хотя и отрадно моему забившемуся в страхе сердцу, так как они смотрели мне прямо в глаза и стояли всего лишь в трех метрах. Их головы были чуть запрокинуты, однако я видела лица в точности в фас: раскосое, как бы составленное из дефектных деталей лицо у Валеры, бесконечно удлиненное – у Всеволода, и мастерски подогнанное к арийскому типу лицо Николая.

Пауза длилась секунду. Они развернулись и, взявшись за руки, вышли на цыпочках из комнаты. За спиною у каждого я разглядела по миниатюрному колчану с желтыми стрелами.

Совершенно не помню, как выбралась на волю, но плотная тишина белой ночи сделала мое тело легким, почти невесомым. Я без труда нашла свои «жигули» и, вырулив на пустынное шоссе, набрала высокую скорость.

У ГАИ меня остановил постовой: