Федор Кумарин - Пустота

Я сижу на стуле, чувствую, как потеет задница. Я весь липкий. Мне неприятно поднимать своё тело, тащить его по квартире, от которой меня тошнит, пить воду, в которой плавают оранжевые муравьи… Да, я забыл рассказать вам про своих соседей – про муравьев. Маленьких таких, желтоватых. Они в этой квартире повсюду. Пришли вместе с пустотой, как только я закончил школу. И не уходят. Бегают стайками. А я давлю их, давлю, давлю. Лишаю жизни. И растираю трупики в порошок. Нет, не от ненависти, просто от забавы. Ненавидеть их – уж перебор. Я просто свыкся. Они – часть моего жилища, которое медленно расползается по швам. Надеюсь, муравьи съедят и его, и меня, и всё вокруг.

Но вы спросите, каким образом муравьи оказались в моей кружке? Они нашли способ пробираться в кулер с водой. Через тоненькие, маленькие дырочки. Примерно через такие же в наш мозг проникает безумие.

Но меня не очень-то заботит, есть в кружке муравьи, или нет. Я просто беру стакан и глотаю воду. Мне постоянно хочется пить. Я постоянно потею. У меня заложен нос. Нечем дышать. Кто-нибудь, помогите. Ответ: Сам себе помоги.

Что делать? Я не знаю. Просто живу. Действительно. А что ещё тут поделаешь?

Постепенно на улице настала ночь.

За окном плачет ребёнок. Его плач пытается поглотить рёв автомобильных двигателей. Но на дорогах слишком мало машин. Городу не удаётся сломить плач ребёнка. Я слышу его.

«Мне больно, – кричит он, – отпусти!»

«Пойдём, – тащит его за собой отец, – пойдём искать твою мать, шлюху».

Мне жало мальчика. Сижу и думаю о том, как ему не повезло. У меня в детстве всё было хорошо. Родители обеспечили меня всем. Но почему сейчас я – такое ничтожество? Почему я ничего не смог сделать сам? Почему я – просто хранилище пустоты, и ничего больше?

Кажется, что я – такой же ребёнок, как этот мальчик. А люди моего возраста – взрослые дяди, живущие совсем другой жизнью, чем я… Что я? Я хожу, пытаюсь им подражать, но получается у меня как-то скверно. Словно всё это – не по-настоящему. Словно взрослая жизнь тащит меня за руку, а я не хочу идти с ней… Я всё ещё там, в прошлом. Я – порвался. Я – никто. Я – сумасшедший старик, который только и может, что думать о совершённых ошибках и собственной непригодности.

Болит голова. Шторы задёрнуты. Я сижу за компьютером, пытаюсь писать курсовую. Перед глазами – снова буквы. Постоянно – буквы, которые только и делают, что предают меня. Почему вы такие недоступные, буквы? Почему вы вонзаетесь мне в сердце и не можете покинуть меня? Почему вы не даёте мне спать? Почему я не могу подчинить вас себе? Почему моя рука может рождать только кривые, искалеченные буквы? Я так вас любил, но вы плюнули мне в лицо, посмеялись надо мной. Я – не гений, понимаю, но почему вы со мной так… Вы ведь даже не дали мне шанса. Теперь я уже никогда не смогу написать хорошие, красивые, волнующие сердце буквы, потому что внутри меня – липкая пустота. Просторная пыльная комната, по которой тихо катается шерстяной комок страха.

Я слышу крики пьяниц за окном. Отключил батареи, чтобы перестать потеть. Утром мать скажет, что в моей комнате очень холодно. Но если здесь холодно, почему я потею? Почему я чувствую, что сгораю? Может быть, я просто придумал себе жару? Может, я себе и весь мир просто придумал? Просто так, от нечего делать?

Я хочу заняться чем-нибудь настоящим. Хочу, чтобы что-то произошло. Хочу стать героем какой-нибудь истории. Но знаю, что вокруг – только упругая пустота. Я никем не стану. Я просто огрызок, который живёт в своей конуре. Что представляет из себя моя жизнь? Попытки заснуть, завтрак, социальные сети, в которых я ни с кем не переписываюсь – просто читаю новости и смотрю на фотографии красивых девочек. Чтение книг, которые быстро вылетают из головы, просмотр фильмов, из которых очень немногие остаются у меня в памяти. Музыка, которую слушал тысячу раз. Русский реп, который подпитывает меня злобой. Ведь страх можно победить только злобой, вы знаете? Вот я и пытаюсь. Только получается плохо.

Что ещё? Походы в университет, сидение на лекциях или на практиках, которые я в последнее время делаю на скорую руку, потому что мне просто лень. Обед… Обычно – шаурма, маленькая, с курицей, четвёртый вид (с корейской морковкой), с обычным соусом. Иногда – какой-нибудь гамбургер. Вечер. Уроки. Ужин. Мытьё обуви… Своей и родительской. Выливаю грязную воду в туалет, затем мою ведро. Безуспешные попытки писать. Если остаётся время – занятия историей или английским. Перед тем, как ложиться под одеяло, сотканное из шипов и пота, я читаю. Вот, кажется, и всё.

Ничего интересного. Интересное происходит только в моей голове. Наверное. Хотя кому это важно?

Утром выхожу на улицу, в аптеку, за каплями для носа. Справа и слева навалены спиленные деревья. Вот и деревья исчезли. От них остались обрубки. Они похожи на меня, эти обрубки. Такие же ничтожные, кривые. Но в них же есть что-то красивое, да? Возможно.

Вокруг меня – каменные квадраты с окошками. Как их много… Весь город состоит из этих квадратов, из слипшихся друг с другом балконов, серо-коричневых, захламлённых.

Лёд, горы снега, гаражи. Серое, грязное небо, полное пустоты.

Ржавые качели, обледеневшие лесенки для детей. Шины. Какие-то советские столы, за которыми бухают местные алкоголики. Тоже обледеневшие.

Прямо в лицо дует холодный ветер. Он обжигает лицо. Я закутываюсь в шарф, чувствую, как нитки лезут мне в рот. Когда глотаю слюну, кажется, что глотаю и нитки тоже. Пусть в моём желудке муравьи путаются в нитках. Им хотя бы будет не так скучно, как мне.

Захожу в аптеку. Здесь работает баба Нина с соседнего подъезда. В детстве, когда я ещё только ходил в начальную школу, родители просили её смотреть за тем, чтобы я, уходя учиться, поел и ничего не спалил, чтобы всё выключил, закрыл двери.

Баба Нина – хороший человек. Все бабки в моём подъезде – ворчливые и противные. Они делают то, что полагается делать противным советским бабкам. Поносят всех обитателей подъезда, ругаются на всех матом, пытаются учить жить молодых. Но баба Нина не из таких. Она – добродушная старушка. Со всеми здоровается, совсем не ругается, не ворчит. Чудо, а не старушка.

– О, Федя! – воскликнула она, только увидев меня.

– Здравствуйте, баб Нин, – поприветствовал её я, – как у вас дела?

– Да у меня-то нормально, жить можно. А у тебя как? Мама, папа как? Работают?

– Да, работают, а как же… – ответил я.

– А ты учишься, да?

– Да, только сейчас на каникулах.

Баба Нина нахмурилась.

– Вроде бы в том году в это время ты уже учился, – сказала она.

– В том году было другое расписание, – объяснил я ей. – Сессия была в декабре. В этом году сессия прошла в январе, поэтому я ещё отдыхаю.