Александра Суслина - 1610. Рассказы и зарисовки

Я никогда прежде не испытывал ярости. Я вообще не испытывал никаких особых эмоций раньше. Как будто чувствовал все через толстое матовое стекло. Даже горечь от потери Джима в полной мере я прочувствовал только в тот момент. Теперь я должен был что-то сделать. Отомстить. Но как?

Он стал моей шестой жертвой. Жертва – странное слово. Оно предполагает невиновность. Когда что-то плохое случается с кем-то незаслуженно. Как вы видите, здесь это слово не применимо. Он стал шестым, кого я убил. Почему не первым? Мне надо было порепетировать. Я не мог решиться. Он был моим экзаменом. А перед экзаменом всегда бывает тренировка. Мне надо было быть в форме, чтобы его сдать.

Зачем я рассказываю об этом? Зачем признаюсь в том, что лишил жизни шестерых, когда меня могут разыскивать всего за одно убийство. Не знаю. Просто история иначе получается неполной. А мне надо, чтоб меня поняли.

Он был единственным, кто знал, за что умирает. «Из-за псины?» – это были его последние слова перед тем, как лопата, взятая, к слову, из его же багажника, раздробила ему череп. Надеюсь, он успел достаточно пострадать от мысли, что умирает за что-то, по его мнению, очень незначительное. Мне приятно думать, что да.

За что я убил остальных? Мне надо было выбрать способ. У меня же не было ни денег, ни знаний, ни оружия, ни опыта.

С первым было сложнее всего. Хотя с точки зрения техники – это был самый простой случай. Но в первый раз все сложно. Это был приятель шестого. Также один из тех, кто сидел в машине в ту ночь, когда они сбили Джима. Алкоголик. Он упал на металлические пруты в заброшенном котловане. Помните? Он был так пьян, что достаточно было б его просто испугать, чтоб он рухнул самостоятельно. Но я нервничал, и поэтому алкоголика пришлось слегка подтолкнуть. Совсем слегка.

Эта смерть мне не принесла ни облегчения, ни мук совести. Никаких эмоций.

Второй приятель шестого ушел из жизни еще более нелепо – упал в канализационный люк. Сломал шею, кажется. Так просто убить человека, когда знаешь его привычки. Я не хвастаюсь, нет. Я следил за ним две недели. И каждый будний день он покупал в киоске сигареты и газету, закуривал и, не смотря под ноги, широкими шагами шел по пустой улице в направлении остановки. Достаточно было заметить, как часто он неосознанно наступает на крышку люка. А дальше – все просто.

Когда с ними было покончено, по плану третьим должен был стать шестой. Но с ним опять не получилось. Не знаю почему, но при виде его, я впадал в ступор.

Вы, наверное, и не думали, что ваши коллеги погибли не случайно. А скоро вы еще узнаете, что и ваша жизнь тоже находится в моих руках. Не надо было это писать. Но стереть написанное мне нечем.

Трое остальных умерли одновременно – крысиный яд случайно попал в их еду. Гм, хозяин закусочной, где я подрабатывал, наверняка не подозревал, в ужасе читая в вашей газете об этой трагической смерти, что крысиный яд пропал именно из его подсобки. Почему эти трое? Так получилось. Из них на самом деле мне бы хотелось убрать только одного, из-за него меня выгнали из подвала. Но остальные помогали ему выгонять меня, поэтому они тоже условные жертвы. Я, честно говоря, не испытываю по этому поводу никаких угрызений. Я же не виноват в том, что они решили присоединиться к нему за обедом.

Теперь я перехожу к заключительной части моего послания. Я хочу, чтобы вы опубликовали мое письмо в завтрашнем номере. Без правки. В том в виде, в котором оно есть сейчас. Я же не так уж много прошу. И это вполне выполнимо. Особенно учитывая, что на кону и ваша жизнь. Я должен увидеть это в завтрашнем номере с утра, когда первый раз в жизни буду покупать газету. Я заберу ее с собой и буду читать ее в поезде, который увезет меня далеко отсюда, и больше вы обо мне не услышите. Иначе – пеняйте на себя…»

Миссис Йоханс мельком посмотрела на себя в зеркало. Вот все и закончилось. Последние гости разошлись. Теперь можно дособрать вещи. Билеты на поезд уже куплены. Самое важное – деньги и документы – уже уложены. Завтра их с Робертом ждет поезд в новую жизнь. Подальше отсюда. Здесь их больше ничего уже не держит. Она давно хотела уехать из этого города, но сначала ребенок был слишком маленьким, чтобы переезжать на новое место, потом Слай нашел хорошую работу, и необходимость в переезде отпала. Теперь этой работы больше нет. И нет Слая.

Миссис Йоханс сложила черное платье, в котором она была на похоронах, и положила его в чемодан. Хорошее платье, шерстяное, еще пригодится. Надо жить дальше. Майя Йоханс смахнула слезы и снова посмотрела на себя в зеркало. Бледное лицо, огромные синяки под глазами. Но нельзя раскисать, нельзя ради Роберта. Ему всего восемь. У него должна быть новая жизнь. Неизвестность пугала, но тут оставаться было невозможно. Слишком много печали.

Майя заглянула к спящему Роберту. Спит, как ни в чем не бывало. Он еще слишком мал, чтобы понять, что произошло. Она поцеловала сына и тихо легла в гостиной на диване, где спала уже неделю. Спать в их со Слаем спальне у нее не хватала духа. Там еще был его запах, а его самого уже не было. «Никто не виноват, просто нелепое стечение обстоятельств», – так сказали в полиции.

В шесть утра прозвонил будильник. Начало нового дня и новой жизни. Майя Йоханс разбудила сына и приготовила завтрак. Последний завтрак в этом доме, на этой кухне.

Через час с небольшим Майя и Роберт Йоханс уже сидели на лавочке на станции. До поезда еще было минут сорок. Надо купить что-нибудь в дорогу. Миссис Йоханс подошла к газетному киоску, взяла газету и комиксы для сына. Раньше она никогда не покупала местных газет – ей все рассказывал Слай, а из газеты она просто вырезала его статьи и бережно подклеивала в альбом. Ну что ж… Этот номер будет последним, который она держит в руках. Вчера главный редактор сказал хорошую речь о Слае. Майя положила газету и комиксы в сумку.

Миссис Йоханс тоскливым взглядом смотрела на прибывающих на платформу людей. Откуда столько? Всем куда-то надо. По своим делам. Хорошо б купе было пустым. Нет сил смотреть на счастливые лица.

Приехал поезд и, как назло – уже практически полный. Пришлось пройти насквозь несколько вагонов, пока, наконец, не удалось найти относительно пустое купе. Неприметный парень спал, прислонившись головой к оконному стеклу. В данных условиях, это было наилучшим вариантом.

Майя помогла Роберту снять рюкзачок и отдала ему комиксы. Мальчик увлеченно стал рассматривать картинки. Через пару минут поезд тронулся, за окном замелькал типичный пейзаж пригорода – гаражи, склады, бездарные граффити на бетонных плитах.

Майя откинула назад голову и закрыла глаза. Сквозь легкую дрему она слышала, как сын читает вслух комиксы и о чем-то болтает сам с собой. По шороху напротив она поняла, что их попутчик проснулся и, похоже, раскрыл газету. Ей не хотелось вести светских бесед, и она решила притвориться спящей. До следующей станции было еще минут двадцать.