Владимир Земша - Герда. История одной дворняги

(Ведь лишь закон, несущий ответственность за содеянное, способен остановить многих от совершения зла. А там, где ответственность не наступает, человек способен на всё, что угодно. Безнаказанное причинение боли и страданий другому, в особенности, безответному существу, приносит таким радость и маниакальное удовлетворение.

Человек, источая зло и презрение к окружающему миру, через призму своего эгоистичного потребительства, ещё смеет рассчитывать на то, что посеянное зло ему не вернётся, не отзовётся в страданиях и мщении со стороны обиженных и обделённых? А человеком обижен весь этот грешный Мир! Он, этот мир вокруг, и есть отражение его, человека сущности. Той самой, во спасение которой и страдал Иисус! Мы сами создаём то, в чем сами и живем. Мы, люди, и есть наш Мир вокруг нас! И даже твари божьи, наши «братья четвероногие» есть отражение нашей, человеческой, сущности! Они и есть такие, какие есть мы. Злые и добрые. Верные и не очень…)

…Прошёл месяц-другой

Наступили первые заморозки. Стужа наполнила пространство. Белая позёмка лизала, слегка покрытые ледяной коркой, просторы двора, поднимая, порой, пыль в воздух, которая забивала шерсть, проникала в мокрый замёрзший нос, глаза, противно скрипела на зубах.

Лизка свернулась калачиком, рядом с двумя другими псами, на высохшей траве, нагретой собачьими брюхами под одним из балконных навесов. Рядом, на грязном тряпье, которое кто-то заботливо бросил сюда, вожак задумчиво положил морду на лапы. Казалось, вселенская тоска была в этих, повидавших свои собачьи виды, глазах, видевших и предательство, и страдания, и лишения… Кому оно есть дело до собачьей – то бездомной жизни! Уснёшь и не проснёшься, и никто даже и не заметит, не расстроится… Разве что слегка, может огорчатся приятели по бездомному несчастью, да и то ненадолго. В мире суровых реалий нет места для излишних сантиментов, лишь борьба за выживание, за место на грязной тяпке, за порцию тухлой жратвы!…

День шёл к завершению. Свет уступал мгле. Зажглись дворовые фонари, вырывая из темени подъездные территории, ряды припаркованных тут же автомобилей.

Хлопнула дверь подъезда, и оттуда вылетела овчарка-подросток, таща свою молодую хозяйку на поводке. Видимо, это собака выгуливала свою хозяйку, а не наоборот! Собака облаяла бездомных сородичей.

– Тише, идём! – хозяйка потянула питомца дальше, за дом. (Очевидно, хозяйка была одержима расхожим убеждением, что для серьёзных людей необходимо дома держать «настоящую» большую собаку, а не «шавку» какую-то. Так часто считают люди, даже и близко не осознающие всю степень социальной ответственности за такое решение. Ответственности за уход и воспитание таких питомцев, способных создать проблемы и угрозы, как для окружающих, так, порой, и для самих хозяев!)

Едва Лизка проводила завистливым взглядом молодую женщину, выгуливаемую её псом, как, услышав шуршание у мусорного контейнера сбоку от подъезда, навострила уши, подняла голову. Это были крысы – неизменные спутники людских обителей, словно тени человеческих пороков, следующие всегда рядом.

(И что это за «мудрец» придумал проектировать подъезды в непосредственной близости с этими зловонными мусоропроводными чревами – исчадиями грязной антисанитарии, привлекающими эти неприхотливые мерзкие твари божьи, цепляющиеся за любые ниточки во имя выживания своего пакостного рода несмотря ни на что?!)

Лизка глухо зарычала. Другие два пса, кроме вожака, беспокойно подскочили. Вожак же лишь лениво зевнул. «Что возьмёшь с этой молодёжи? – очевидно, значилось в этом зевке. – Тоже мне, нашли, о чём беспокоиться!»

Из темноты морозного вечера появилась девочка-подросток со школьным ранцем за плечами, подошла к подъезду.

– Ой! – она испуганно отпрянула, при виде скачущего откормленного грызуна, выронив книжку. – Ух, какая ты огромная! Испужала меня!

Девочка наклонилась, подняла книжку с надписью «Снежная королева», отряхнула, сунула подмышку.

У Лизки по-собачьи ёкнуло в груди. Она подскочила, подбежала к девочке, обнюхала.

Как она напоминала ей хозяйку! Но это была не она. И всё-таки собака лизнула девочке руку, опустила голову набок, и, прижав уши, посмотрела ей в глаза.

– Ах ты! – девочка погладила её по голове. – Бедняжка, ты, наверное, голодная, да?

Лизка завиляла опущенным хвостом.

– Подожди, я сейчас!

За девочкой захлопнулась дверь, но Лизка сидела и ждала, гипнотизируя подъезд. Казалось, она готова была так сидеть вечность. Малы́е псы поднялись и стояли поодаль, наблюдая. Вожак также встал, тряхнул седыми «дредами», опять зевнул всей пастью и снова улёгся. Он уже не раз видел такие сердобольные сцены. Его вера умерла много лет назад. Он знал точно – чудес не бывает. И его хозяин, внезапно исчезнувший здесь много лет назад вместе со строительной бригадой и строительным мусором, никогда не найдётся. А все эти людские сопельки, якобы, заботы, так, одни тщетные собачьи иллюзии. Пустые надежды. Ему-то это давно известно. Но как втолкуешь эти истины глупой наивной молодёжи? Пусть себе надеются… Он положил морду на лапы и закрыл глаза, оставив на дежурстве «бдить» лишь одно ухо.

Лиза ни на что особенно и не надеялась. Похоже, сам миг счастья, кусочек заботы, тепла, да и еды, и было именно то, ради чего она так вдохновенно готова была бесконечно ждать, пожирая глазами дверь подъезда. И вот, казалось, сбылись надежды, дверь, наконец, снова открылась. Лизка приободрилась.

– Что-о-о! Милая, сидиш-ш-ш! – на пороге появился не твердо держащийся на ногах человек. От него разило водкой. Вожак поднялся, глухо гортанно рыкнул.

– Да не шуми-и, ты, Черныш-ш-ш! – мужик бросил псу и присел на корточки перед Лизкой, потрепал её по холке. – А ты чё тут, хо-ро-шая?!

Из его рта шёл пар. Лизка лизнула его в нос тёплым мокрым языком, тот рассмеялся, поднялся и отправился куда-то в тёмную неизвестность. Собака недоумённо смотрела вслед пошатывающемуся человеку.

– Ах, этот Петрович, вечно он пьяный! – появилась, таки, наконец, девочка, покачала головой вслед качающемуся мужику, махнула рукой, повернулась к псу. – Ну, собака! Иди сюда! На! Ешь!

Она положила на ступеньку несколько кусочков варёной колбасы и хлеба.

Лизка понюхала еду. Посмотрела девочке в глаза. В собачьем желудке урчало. Но как важнее для неё в этот миг было тепло ладошек девочки, которые гладили её морду.

– Как же тебя зовут? – девчонка задумалась, – А! А давай, я буду называть тебя Герда! Ага?

Собака лизнула в ответ девочку в лицо. Та сморщилась.

– Тьфу ты!

Затем утёрлась и рассмеялась.

– Герда. Я буду называть тебя Герда!

А Лизка, ставшая только что Гердой, стояла, не шевелясь, млея. Не обращая ни какого внимания на то, что выданная пайка давно растаяла на глазах.