Виктория Алефиренко - Поезд из Варны

…Да не был Сашка лучше, просто одной трудно было растить детей, от сумок с продуктами отрывались руки, а по вечерам накатывала такая тоска – хоть волком вой – эх, молодость, молодость! Он был настойчив, и когда я, наконец, уступила, восторженно сказал:

– Теперь мы поженимся, да-да, обязательно поженимся!..

Сашка мне нравился. Нет, я его не любила – любовь, это совсем другое – он просто был удобен рядом, о чем впрочем, хорошо знал.

Выскочив в коридор, мы с Лидочкой от души повеселились над этой пикантной ситуацией, потом быстро «сделали лицо» и вернулись в кабинет, где сын с отцом уже собирались уходить – в кино или в гости – у них сегодня было много дел. Непогода на улице развеялась, засветило солнышко, день заканчивался чудесно.

Мы с подружкой еще долго обсуждали произошедшее, хихикая и изображая всё в лицах, но так и не поняли, что же было круче – нагловатая зрелая самоуверенность, впрочем, имеющая под собой почву, или телячий восторг молодости?

А букеты были хороши оба…

***

Тем временем поезд остановился на станции Унгены.

Здесь задержимся на два часа – под составом меняют колеса. Светлана попыталась выйти из вагона – ей очень хотелось посмотреть, как это делается, но пьяненький сосед из первого купе предупредил:

– А виза ихняя есть? Хочешь платить штраф – иди! – и она попятилась обратно.

Состав уже расцепили на отдельные вагоны, и шумный подъемник стал по одному поднимать их вместе с пассажирами вверх. Затрещали – заскрипели стены, забренчали какие-то железки, по коридору пробежал рабочий. Другой пролез вниз, пару раз стукнул по колесной тяге молотком, по-русски помянул чью-то матерь, собрал выпавшие вагонные «шпильки». Вновь загромыхал подъемник, опуская вагон…

Ах да, про колеса-то и забыли! Подняли опять, повыше, потом за окном проехал огромный мостовой подъемный кран, заработала лебедка, задвигая другие пары колес. Делов-то! Поехали…

Мы отправились из тамбура в свое купе. В коридоре радушный сосед загородил дорогу:

– Заходите на огонек!

Но, увидев на его столике остатки пиршества и грязные стаканы, мы решили не искушать судьбу:

– Нет-нет, спасибо! Мы – спать!

Новые колеса несли вагон мягче, и казалось бережнее. Под их равномерный стук я и правда незаметно задремала и увидела сон.

…Вот мне тридцать лет, уже есть двое деток да муж – комсомольский вожак, от которого толку в доме никакого…

…А вот я уже одна – мама изредка приезжает в гости, помогает, да свекровь берет моих «школяров» к себе, но всего лишь на сутки – с субботы на воскресенье. Работа, дети, домашние заботы – все опять лежит на моих плечах…

Открыла глаза и долго не могла заснуть – все мучил вопрос, на который, вероятно, ответа нет вовсе – как же выжила, вырастила и воспитала таких замечательных ребятишек?

Но потихоньку мысли переключились на новые дела – ведь еду домой, в родной город…

Да, этот город давно стал родным, мне известно про него почти все.

Знаю, откуда тянет по утрам заводским дымком, куда спешат пешеходы, троллейбусы и такси. Знаю, каким он станет днем, и каким будет вечером. Как поздней осенью падает серыми клочьями туман и лежит над городом целую неделю, застилая улицы густым молоком: из окна не видно даже дом напротив. Непривычно тише ведут себя автомобили, речные трамвайчики стоят без дела, прислонившись к пирсу – туман!

А снежной зимой можно выйти вечером с внуком во двор и запустить петарду, приладив в сугробе под раскидистым кленом.

– Ш-ш-ших! – пойдет она ввысь и спящие на ветках вороны, не успев проснуться и расправить крылья, камнем падают вниз – вот умора! Белоснежный сугроб моментально становится весь в дырках – как бомбежкой подолбанный. Через секунду стая взмоет ввысь, разбрасывая во все стороны снег, и унесется – только ее и видели!

А весной зацветет белая акация, наполнив благоуханием весь двор. По утрам, предвкушая новый день, запах будет свежим и радостным, днем по-деловому уютным и теплым, а вечером одуряюще-душно опять позовет на сумеречную улицу.

Теперь тот город, в который приехала много лет назад – сырой и ветреный, чужой и враждебный испарился, как будто и не было его вовсе.

Сейчас знаю, как тяжело далась Победа, сколько солдат полегло в страшных боях, эхо которых аукается и сегодня. На полях былых сражений осталось немало снарядов, которые находят до сих пор – в оврагах и котлованах строящихся домов, в лесу и в степи. И детки иногда втихаря тащат их домой или, что еще хуже, в школу.

В восьмом классе шел урок геометрии. Теорему Пифагора теперь доказывали не так, как в моем детстве – намного проще и гениальней. Однако вчера пришлось потратить целый вечер, чтобы сначала понять самой эту «гениальность», а потом втолковать её детям. Кажется, получилось: ребята «схватили» тему почти сразу – всего лишь после пятого объяснения.

«Такие тупые дети пошли – объясняешь им, объясняешь – уже и сам давно все понял, а до них никак не доходит» – любимый анекдот учителей был бы как раз в тему.

– Так, а теперь решаем задачу! – и школяры послушно заскрипели перьями.

До звонка оставалось совсем немного, когда я перехватила записку. На клочке бумаги было нацарапано:

«У Толяна в парте граната!» – не приняв это всерьез, все же подошла к парте, за которой сидел Толик. Наклонившись, сунула руку в парту и действительно нащупала что-то похожее на гранату. Рука непроизвольно сжала холодную ребристую железку и тогда там что-то щелкнуло! Ноги подкосились сами собой – я застыла возле парты, присев на корточки. Почувствовала холодок в затылке, потом он пополз по руке, стал спускаться к животу и, наконец, ушел в пятки. Следом за ним уходила душа. И все это промелькнуло в какие-то секунды…

Как всегда в подобных случаях, мысли существовали отдельно от меня. Кивком головы послала Лизу, сидящую за первой партой:

– Военрука – бегом! – и та выскользнула из класса.

Класс замер, и в застывшей тишине было видно, как капает в углу из крана вода, скачет пичуга по ветке за окном, да белеет чертеж теоремы на доске – время растянулось до бесконечности…

Военрук – молодой парень, недавно прошедший Афган, вбежав в класс, увидел притихших ребят и меня – белую как стену. Уже зная про гранату, спросил у Толика:

– Где взял?

– В овраге, – пролепетал паренек.

Подойдя ко мне, военрук осторожно спросил:

– Ну и чего ты к ней прилипла? – а сам внимательно следил за выражением моих глаз, в которых застыл животный ужас – он видел такие – у солдат в Афгане.

– Там что-то щелкнуло…

Военрук мотнул головой, как бы отгоняя от себя навязчивое видение, и попытался забрать злосчастную находку: