Юлия Пушкарева - Бог бабочек

Хватая ртом воздух, он бессильно взмахивает рукой и лезет обратно к своему месту. Ловлю твой взгляд – польщённый, но с тенью чего-то ещё; исступление Шатова отдаёт болезненностью. Я никогда не слышала, чтобы мужчина говорил так с другом. Меня совершенно не тянет подозревать его в гомосексуальных наклонностях, но это больше похоже на признание в любви, – причём не в самом здоровом смысле. В любви-помешательстве.

– «…А теперь пошёл ты в жопу, я решил не договаривать». Да? – (Смеются все, кроме Шатова – и меня. Ты еле заметно вздыхаешь: на этот раз ослабить напряжение не удалось). – Я шучу, не обижайся. Спасибо и тебе! Это очень… важные слова. Важные и достойные, правда.

Достойный – ещё одно твоё любимое слово; знак высокой похвалы. Достойный поступок, достойный мужчина, достойная женщина – в твоей речи такое никогда не бывает лишь для пустой красивости. Возможно, именно это заставляет Шатова снова засиять.

– Но я продолжу, если ты не против… Настя. Я хочу выпить за мою девушку и сказать ей спасибо за то, что она всегда рядом со мной, помогает и поддерживает… За этот прекрасный стол, конечно, тоже. И за то, что она… терпит мой характер вопреки всему. Я это очень ценю.

Всё – о том, что она делает для тебя , ничего – о ней самой. Всё довольно отвлечённо и холодно – отвлечённее и холоднее, чем было с остальными; или у меня приступ оптимистичных иллюзий?.. Будто извиняясь за собственную сухость, наклоняешься и целуешь Насте руку. Артём и Володя издают одобрительные возгласы; Настя с трепетным обожанием расцветает в улыбке.

Мне навязчиво хочется что-нибудь разбить.

– И – Юля. Так получилось, что последний человек в списке, но далеко не последний по значимости для меня… – (Коротко вздыхаешь; я улыбаюсь, но не могу смотреть тебе в лицо. Сейчас ты будешь вдвойне осторожно подбирать выражения). – Спасибо ей, как моей подруге. Мог бы сказать «лучшей подруге», но вернее будет – «единственной». У меня нет друзей-девушек, кроме неё, и, думаю, все присутствующие уже об этом наслышаны… Шатушка вот поблагодарил меня за мудрость, а я хочу поблагодарить за мудрость как раз Юлю. Выдающийся интеллект – это да, это в ней тоже есть, но сейчас я благодарю именно за это. За её мудрость и поддержку. За её… преданность. Я такой, думаю, ещё ни в ком не встречал. За Юлю!

Преданность .

Вот что ты во мне выделил. Безмолвное, жалкое, с собачьим блеском в глазах: хозяин, не беспокойся, я вечно жду. От этого хочется и растроганно, тихо плакать – и выть. Униженно-оскорблённо, в сатанинской гордыне.

Твой взгляд светится искренней благодарностью. Улыбаюсь шире и сжимаю кулаки под столешницей – так, что даже мои короткие ногти вонзаются в ладони. Я не хочу говорить «спасибо». Хочу перевернуть к чертям этот стол, хочу закричать, хочу бросить в Настю чем-то тяжёлым – салатником, например, или ежедневником, который тебе подарила, – а тебя…

Тебя – что?

Я чудовище. Единственная злая фея на крестинах Спящей Красавицы. Всё правильно: как бог может любить чудовище? Знаю, что не может. Знаю, что ты останешься в этой квартире на ночь – с ней. Знаю, что побреду одна по тёмным притихшим улицам – плевать, что там ругается январская метель. Что пройду две, и три, и четыре остановки, радуясь, что ветер режет мокрые от слёз щёки: наверное, будет больно. Лучше уж такая боль. Знаю, что совсем ничего, совсем никогда не исправить, что для тебя я – одна абстрактная, голая, глупая преданность , что когда-нибудь ты скажешь страшное «У меня душа к тебе не лежит»…

Знаю – и ошибаюсь в тот вечер, как ошибусь ещё много раз.

– Спасибо. Не стоило так уж…

И мы наконец-то тянем сок до дна.

Мне жарко; чувствую себя обессиленной, выпитой, точно вместе с тобой сочиняла и произносила эту светлую речь. Действительно светлую – а во мне так мало света. Ничтожно мало, но весь он твой.

– Так, ладно! – встряхиваешь головой, будто очнувшись. – Совсем меня куда-то в серьёзную степь понесло… Может, поиграем?

– Во что? – подобострастно оживившись, спрашивает Шатов; багровость медленно, пятнами, сходит с его лица.

Садишься и рассеянно поводишь плечом.

– В «Есть контакт». По-моему, самый оптимальный вариант для такой компании, как наша… Тёма, не вытирай руки скатертью, пожалуйста! Я же не имел в виду «для компании, где есть две хороших девушки и четыре неотёсанных дебила». – (Комнату оглашает взрыв смеха; даже я не могу удержаться от улыбки. Артём, осчастливленный твоим вниманием, гогочет громче всех). – Просто для компании, где есть малознакомые друг с другом люди… И люди с разными типами образования, – (любезный кивок в мою сторону).

– Это где слова надо угадывать? Давайте! – Володя потирает руки; ты, ухмыляясь, откидываешься на спинку стула.

– О, всё: Владимир Сергеевич готов к бою! Сейчас нас зашпыняет своими историей да географией… Ну, я напомню правила, если все не против? Настя, принеси с кухни ту приблуду, пожалуйста… Как же её? Ну, вот эту вот, с сеточкой.

Показываешь руками что-то округлое. Приблуда – смешное просторечие, которое только в твоих устах почему-то звучит не грубо, а мило. Настя моргает в недоумении.

– Хлебницу? – догадываюсь я.

– Точно!.. – ласково смотришь на меня. – Вот, Юля уже почти начала играть.

У меня теплеет в груди; опускаю глаза. Так глупо – но радует, что именно я угадала. И радует, что планируется игра со словами: наконец-то – впервые за вечер – я побуду в своей стихии. В прошлом году на твоём дне рождения мы уже играли в «Есть контакт». Ты в тот день тихонько пододвигал ко мне по столу ломтики шоколадки – очень застенчиво, словно и этим боялся обидеть. Кончиками пальцев, под шум общего разговора – и только мне. Я краснела, двигала их назад, боялась, что кто-то заметит, – и плавилась от совсем не платонической нежности.

На том дне рождения ещё не было Насти.

– Почему именно хлебницу? – она растерянно улыбается.

– Хочу из неё тянуть жребий, – с вальяжной капризностью заявляешь ты. – У меня день рождения, мне можно.

– А зачем жребий? Будь ведущим ты, да и всё! – предлагает Шатов. Видимо, мысль отнять у тебя трон – даже в рамках игры – кажется ему слишком кощунственной.

– Ой, ну, так и быть, уговорили! – (Смеясь, по-королевски небрежно взмахиваешь рукой). – Итак, правила. Ведущий загадывает слово – любое русское слово. Ну, давайте пока ограничимся существительными. Лучше без имён собственных, всяких там названий – для простоты… – (Володя разочарованно вздыхает). – Загадывает и раскрывает его первую букву. Например, загадываю я «автобус» и говорю: первая буква – А. И все вы начинаете придумывать слова на А – каждый своё. Потом кто-нибудь – ну, пусть Владимир Сергеевич, ему вон уже не терпится, – начинает описывать то слово, которое задумал. Допустим: «оранжевый сочный фрукт». Настя догадывается, что речь про апельсин, и говорит Владимиру Сергеевичу: «Есть контакт!» Вместе они считают до пяти вслух и потом хором произносят это слово. Если я – то есть ведущий – называю слово Владимира Сергеевича раньше, чем они досчитают, то своё слово описывает следующий игрок. Считается как бы, что я выиграл раунд. Если же они его произносят и Настя действительно угадывает, я должен раскрыть следующую букву своего, изначально загаданного, слова…