Андрей Баранов - Полёт бабочки

Но не меньшую радость доставляет ему и возвращение домой, где его ждёт семья. Павел гордится своей семьёй. Его отец – Сергей Петрович Семёнов – потерял своего отца ещё в 1942-м, когда ему было всего десять лет. Бабушка Валя – папина мама – поднимала пацана одна, и тем не менее он закончил политехнический институт и прошёл путь от мастера цеха до директора пусть небольшого, но всё-таки завода. Мама – Екатерина Николаевна – пятый ребёнок в большой крестьянской семье, закончила пединститут и дослужилась до завуча престижной городской школы. Лет десять назад они получили двухкомнатную квартиру в самом центре Среднволжска на шестом этаже девятиэтажного дома. Окна кухни и большой комнаты, где спали родители, смотрели на оживлённую улицу, по которой весь день мчались куда-то автомобили и автобусы, а комната Павла выходила в тихий двор, засаженный канадскими клёнами и дикой акацией.

Павел последний раз провёл бритвой по щеке, набрал в пригоршни холодной воды из-под крана и бросил свежую обжигающую влагу себе в лицо, невольно зафыркал от переполнявшей его радости жизни и насухо вытер лицо полотенцем.

На кухне дожидался только что вскипевший чайник и бутерброды с маслом и докторской колбасой, заботливо нарезанные мамой перед уходом на работу.

Павел включил трёхпрограммное радио, висевшее над столом. Из динамика зазвучал бодрый пионерский марш:

Взвейтесь кострами, синие ночи,

Мы, пионеры, – дети рабочих.

Павел не стал переключать программу. Он хорошо относился к пионерским маршам.

Это может показаться странным, но Павел в свои двадцать лет всё ещё искренне верил в коммунистическую идею. Он и на исторический факультет пошёл, чтобы подвести под эту веру систему строгих научных доказательств.

Своей увлечённостью коммунистической идеей Павел сильно отличался от сверстников, но чем больше он узнавал жизнь, тем чаще в душу закрадывались сомнения, нет, не в идее, а в том, как она реализуется в Советском Союзе. Его юный пытливый ум всё чаще замечал нестыковки между тем, что говорят по радио, показывают по телевизору, поют в жизнерадостных пионерских песнях – и тем, что он видит вокруг.

Во дворе Павла ждал Игорь – его лучший друг. Они были знакомы с детства: росли в одном дворе, сидели за одной партой, а теперь учились в одном институте, даже на одном историческом факультете.

Внешне они были очень разными. Павел – высокий, ширококостный, белобрысый и сероглазый. Улыбался он редко, но когда улыбался – его глаза начинали светиться, как будто лампочки в глубине загорались. Игорю это очень нравилось, и он постоянно пытался рассмешить своего серьёзного друга. Он был на пол-головы ниже Павла, тоньше в кости и уже в плечах, но зато обладал копной густых тёмных волос, жгучими восточными глазами и кипучей энергией, которая фонтанировала из него, как искры новогоднего фейерверка.

При всей несхожести характеров друзей держали вместе похожие взгляды на жизнь и общие интересы. Оба любили поэзию и самодеятельную песню, увлекались политикой, активно работали в институтском комитете комсомола, летом ездили в стройотряды. Но крепче общих интересов их держало общее прошлое.

Подружились они при весьма необычных обстоятельствах, когда учились ещё в начальной школе, в самом конце третьего класса, в мае. Павлик с семьёй только-только переехал в новый дом, и пошёл в ближайшую школу, где у него не было пока друзей.

Однажды солнечным майским утром мама разбудила его, как обычно, в половине восьмого. Времени как раз хватало, чтобы умыться, одеться, позавтракать – и ровно в восемь выйти на улицу. Дальше – минут пятнадцать спокойным ходом – и ты в школе, как раз к началу занятий. Всё было выверено и рассчитано до минуты.

Вот и в этот раз ровно в восемь Павлик был уже на улице и медленно побрёл в сторону школы. Он шёл мимо молчаливых, ещё не проснувшихся домов, было хорошо и покойно, ноги сами несли его недавно изученным маршрутом, а в голове крутились обрывки ночных сновидений.

Но чем дальше он шёл, тем больше его охватывала какая-то смутная тревога. Сначала он не мог понять её причину – вроде всё как всегда: панельные дома, подъезды с загнутыми вверх козырьками, детская площадка, кусты акации, покрытые нежной майской зеленью, буйство одуванчиков вокруг – и что-то всё-таки не так. Но что?

И тут Павлика осенило – люди! Где люди? Обычно в это время с ним в сторону школы двигалось много людей: мальчишки и девчонки, учителя, родители, ведущие за руку первоклассников. Мамочки с колясками и карапузами в них, наоборот, двигались навстречу, поскольку ясли-сад находился в противоположной стороне. Открывались и закрывались двери подъездов, изредка проезжал какой-нибудь «Москвич» или «Запорожец». А теперь – никого! Безлюдный двор, молчаливые дома!

Он осторожно подошёл к зданию школы. Чувство нереальности происходящего всё усиливалось, и он уже опасался, что школа может исчезнуть, как заколдованный замок из волшебной сказки. Но ничего – школа стояла на своём месте. Павлик потянул дверь – дверь не заперта, вошёл в просторный холл, из которого вверх бежала лестница. Обычно лестница кишела мальчишками и девчонками, а под ней всегда сидела добрая баба Маша, приветливо улыбавшаяся шумной детворе. Но сейчас – ни бабы Маши, ни детворы – никого!

Павлик поднялся по гулким ступеням и по широкому школьному коридору дошёл до своего класса. Там он повторил эксперимент с дверью – дверь и здесь оказалась не заперта. Он вошёл в класс. Через высокие ячеистые окна лился яркий свет майского утра, он лежал золотыми пятнами на партах, на стенах, на учительском столе. Класс поражал невиданной пустотой и незаселённостью.

Он прошёл к своему месту, снял ранец и повесил его на крючок сбоку у парты. Сел. Ещё раз обвёл глазами пустынный класс – и разревелся, громко, по-детски, когда всхлипы душат тебя и ты не можешь вдохнуть.

Павлик почему-то решил, что все люди погибли! Что ночью случилось что-то страшное, например атомная война, о которой тогда так много говорили. Радиация от атомного взрыва дошла до Средневолжска – и все умерли. Все до одного! По непонятной причине остались только он и мама. Может быть, их квартира оказался каким-то образом защищена от радиации? А что случилось с папой, который в это время был в командировке?

Павлику стало вдруг ужасно жалко всех – и папу, и свою учительницу, и одноклассников, даже самых отчаянных драчунов и злоязыких девчонок, которых он совсем не любил и даже побаивался – даже им он готов был простить все обиды, лишь бы и они каким-то чудом выжили! Наверное, с тех пор он никогда так не любил человечества и не чувствовал с ним такую неразрывную родственную связь!