Екатерина Замятина - Истории с края земли

© Екатерина Замятина, 2021

ISBN 978-5-0053-9297-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Было темно. Яркое освещение отдавалось центру города, на окраине же стояли тусклые фонари, создающие прерывистую цепочку света, которая не столько освещала, сколько разбавляла тьму тусклым светом. Крошечный парк длиной метров в пять освещали два фонаря на входе и выходе, по центру же расползлось кривое пятно темноты, в котором искрился нетронутый детьми снег. В нескольких десятках метров от парка возвышались мрачные башни многоэтажных домов, и редкие освещённые окна усиливали гнетущее чувство. Высокие сугробы снега заглушали звуки, и только лай бродячих собак напоминал, что здесь есть жизнь; чтобы выйти на улицу в одиннадцать вечера в тридцатиградусный мороз, должны быть очень веские причины.

В парке – в тёмном пятне – стояли двое, парень и девушка. Они были в чёрных горнолыжных костюмах, головы закрыты вязаными шапками, на ногах – высокие ботинки. У девушки был рюкзак за спиной, парень держал в руке орудие, напоминавшее крест, сваренный из тонких трубок. Примечательной была разница в росте: девушка была на две головы ниже парня, и чтобы что-то сказать, ей приходилось задирать голову.

Парень наклонился к ней и спросил:

– Слышишь?

Голос его звучал глухо из-за намотанного на лицо шарфа. Девушка помотала головой и медленно указала рукой на рюкзак. Парень кивнул. Так же медленно – мороз давал о себе знать – девушка сняла с плеч рюкзак, вынула термос и налила в крышку горячий кофе, от которого повалил пар. Парень положил на землю крест и взял крышку с кофе.

– Почему мы? – тихо спросил он. Одеревеневшее лицо не слушалось, и получилось больше похоже на: «П'чему м»?».

– Потому что никто, кроме нас. – Холод не пощадил спутницу, поэтому её ответ звучал как: «П'т'му што н’кто, кроме нас».

– Да не, – он очертил рукой полукруг. – Я в общем.

– А, это. Ну, потому что.

– Тоже мне исследовательница.

Девушка показала ему руку. Это должен был быть средний палец, но варежка закрывала собой неприличный жест. Она с силой растерла щеки, подвигала челюстью и сказала:

– Ты же сам знаешь.

Теперь её речь звучала нормально, но по-прежнему тихо. Казалось, сам воздух заглушал голоса и давил тишиной на уши, но им это было на руку. Нельзя спугнуть того, за кем охотишься.

– Я пожаловаться хотел, а ты…

– Ой, ну извини, что у меня нет такой блажи, как философствовать. Мне надо изучать.

– Да вот ты как раз и… как ты сказала? Короче, фигней страдаешь. Шею пробил – и всё.

– Вот у тебя решение всех проблем! Шею пробил!

– А что еще с ними делать?! Изучать? А нахрена?

– А зачем медведей изучают? Гепардов?

– Без понятия!

Раздражённые, они спорили и, сами того не замечая, повышали голос. Резкие звуки разрывали особо тонкую на краю земли ткань мироздания, и охота должна была сорваться, но кто-то – или что-то – выключило звук. Словно нечто большое, невидимое и злое залепило спорщикам рты, а потом отправилось дальше и зажало пасти лаявшим собакам, и стало так тихо, что тишина придавила их к земле. Медленно и осторожно парень вылил остатки кофе на снег и отдал пустую чашечку, затем наклонился ещё ниже и поднял крест. Спутница так же осторожно, стараясь не издать ни звука, закрутила термос, убрала его в рюкзак и вынула охотничий нож с широким лезвием. Они спрятались за сугробами и смотрели, как оно шло.

Чёрный худой силуэт высотой с два метра, с длинными руками и ногами и тонкими пальцами, лысой головой и круглыми, белесыми светящимися глазами без зрачков передвигался бесшумно, и определить его в полярной ночи можно было только по окружавшему его флеру безмолвия. Рядом с ним гасли электрические фонари, а когда оно уходило, загорались вновь, рядом с ним затихали все звуки: голоса, лай, шум ветра, хруст снега под ногами. Оно забирало признаки жизни, а в ответ давало тревогу, неопределённость и страх темноты. Оно было концентрированной темнотой. И оно шло к промерзшей насквозь паре.

Быстрым движением охотник достал из кармана деревянный свисток и свистнул изо всех сил. Высокий и чистый звук ударил как стрела, чудовище пошатнулось, но выстояло, схватившись рукой за дерево. Из глаз полился мертвенно-бледный свет, и охотники крепко зажмурились, потому что нельзя смотреть бездне в глаза. Но существо было так близко, что свет проходил сквозь закрытые веки, а лица обдало ледяным дыханием. И тогда охотник вонзил в него крест.

Несколько секунд ничего не происходило, но потом чудовище заревело и поднялась буря; ледяные иголочки кололи лицо, ветер прошивал насквозь, свист заглушал всё. На руку охотника капнуло что-то густое и горячее, но он не смел открыть глаза, иначе бы ослеп и сошёл с ума. Тепло чувствовалось сквозь толстую перчатку, и вскоре ручеёк нечеловеческой крови разделился натрое и поскользил по перчатке и от неё – вниз по снегу.

Буря шумела в полную силу ещё пару минут и затем резко стихла. Только когда воздух чуть потеплел, охотники открыли глаза. Чудовищный ветер сломал деревья и нагнал сугробы высотой в половину человеческого роста, но только на тёмном пятачке в парке, выходы же оставались чистыми, а само существо сжалось до размера пластикового пакета. Охотник обессиленно упал на колени и смотрел, как исследовательница собирает остатки в контейнер для еды. У нее было сорок две секунды, чтобы собрать остатки, засыпать их снегом и закрыть контейнер, а после этого – трое суток на то, чтобы исследовать останки существа. Лабораторией служила спальня, мерной посудой – старые чашки со сколами, а химикаты покупались в строительном магазине. Он не знал, зачем ей это, что можно узнать в такой «лаборатории», а главное – зачем. Но для неё это было важно, и поэтому она выходила с ним в дозор. В тридцатиградусный мороз, в ночь, и стояла по часу на одном месте, несмотря на выматывающую учёбу и личные проблемы. И это было лучшей наградой.

Оля щипцами вынула из контейнера чёрный «пакет» и разложила на столе, помогая себе вилкой. Прикасаться к существу голыми руками было чревато галлюцинациями – это исследователи испытали на своей шкуре. Вообще всё, что удавалось узнать: про холод, время сбора, прикосновения и многое другое, узнавалось именно на себе. Движение вслепую – так она привыкла работать.

Старый письменный стол, доставшийся от деда-столяра, освещала настольная лампа, дававшая холодный голубоватый свет. Столешница усеяна щербинками и царапинами, прочерками ручек и пятнами чернил, круглыми следами от чашек кофе… Словом, этот стол видел многое. Сейчас на нем скальпелем разделывали существо, способное ментально уничтожать людей. Несколько кусочков исследовательница поместила в спиртовые растворы разной крепости. Ещё один подожгла спичкой – он быстро сгорел, оставив горстку пепла и запах хвои. Остатки положила в разные растворители. Оставался последний кусочек.