Юлия Лим - Раздолбай

– Я говорила с психологом.

– Что ж, ваше счастье, что я проходила мимо. – Хохотнув, коллега шагает по лестнице. – Думаю, завуч хочет обсудить с вами что-то важное.

Светлана кивает и улыбается, изображая участие, а ее мысли вьются вокруг запуганного подростка, которого она разглядела в Роме. Если она сейчас ничего не предпримет, дело может закончиться очередным суицидом. Нет ничего ценнее человеческой жизни, и за нее нужно бороться даже тогда, когда «виновный» кажется плохим человеком. Конечно, если не доказано, что он действительно кого-нибудь убил или довел до самоубийства.

В девятом классе Светлана по уши влюбилась в хулигана и встречалась с ним тайком. Отношения закончились летом, когда он объявил, что уходит в колледж, а она осталась доучиваться в старших классах.

Он бросил в нее обидные слова: «У нас, это, разные социальные слои, Светка. Ты мне, типа, не интересна». Впав в депрессию из-за разбитого сердца, Светлана зарылась в учебники по психологии и педагогике.

Коллега запихивает ее в кабинет завуча:

– Михаил Сергеевич, Светочка вся ваша! – И исчезает за дверью.

– Присаживайтесь, – завуч вытирает платком пот на макушке.

Светлана кладет заявление Марии Ивановны в папку «На подпись».

– Мне нужно обсудить с вами классное руководство. – Солнце жарит через открытые окна. – У вас будет десятый «Г». Секретарь составит приказ. Распишитесь в документе, и я дам вам список учеников.

Михаил Сергеевич подписывает документ и вручает Светлане.

– Классное руководство?

– Это ваш шанс проявить себя. – Он снова вытирает лысеющую макушку. – Вы молодой специалист. В вас еще полно энтузиазма. Может, придумаете что-то хорошее, до чего мы за двадцать лет работы в школе не додумались.

Светлана просматривает документ, ища подвох, но решает не отказываться от возможности. Она уже давно мечтала стать настоящим учителем, а для этого нужно работать не покладая рук. А больше всего ее радует и волнует, что в списке учеников Рома Лисов.

Когда полицейские уходят, Демьян заваливается на кровать. Егора больше нет, а все, что он может, это раз за разом прокручивать в голове их дружбу, как киноленту. Если бы он заметил хоть одну маленькую деталь, если бы мог предотвратить гибель Егора, он бы не задумываясь отдал все, что у него есть. Сейчас он может лишь теребить серебряный крестик, сдерживать слезы, чтобы не разрыдаться перед родителями, и бесконечно задаваться вопросом: «Почему?».

Демьян загибает пальцы:

1) Егора любили родители.

2) У него всегда были брендовые вещи. Взять, к примеру, последнюю модель Apple Watch, подаренных отцом на шестнадцатилетие.

3) Его не гнобили в школе (если не считать Лисова).

4) У него был лучший друг.

5) Он никогда не выглядел расстроенным.

Так почему же?..

Отказавшись от ужина, Демьян притворяется спящим. Когда родители засыпают, он выбирается наружу через окно. Их частный деревянный дом – один из немногих уцелевших посреди города. Набирая сообщение, Храмов идет к дому Самары.

Слова о смерти Егора вертятся на языке, но не говорить же об этом с родителями или полицейскими? Стоит Демьяну расчувствоваться перед последними, как те что-нибудь заподозрят. Самара Реми́зова – вот кто его поймет.

Она ждет его возле ворот. В ней ничего не изменилось: короткое каштановое каре и темно-карие глаза, подведенные «стрелками».

– Почему он прыгнул? – Она теребит пачку сигарет, постукивая по ней неровно подпиленными ногтями.

– Понятия не имею.

Демьян подается вперед и обнимает Ремизову, уткнувшись в ее каштановые волосы. От них пахнет яблоками и табаком. С первого дня в школе она привлекала к себе внимание: единственная девчонка в классе с коротким, будто оборванным каре. А уж когда в седьмом классе у Самары выросла грудь, появилась косметика, а в речи стали проскакивать едкие матерные словечки, Демьян понял, что у него к ней совсем не дружеские чувства.

– Пойдем внутрь. Холодно, – отстранившись, Ремизова передергивает плечами и открывает дверь подъезда.

Они останавливаются на лестничной площадке, Самара приоткрывает окно. Чиркнув зажигалкой, прикуривает и выпускает в форточку струйку дыма.

– Ну, ты как? – спрашивает Самара, перекатывая во рту сигарету. Голос отстраненный, блеклый.

– Он умер, Сома. Его больше нет.

– Я про него не спрашиваю. Ты сам как себя чувствуешь?

Демьян разглядывает плитку, похожую на шахматную доску.

– Хотел бы я его отговорить…

Ремизова протягивает ему пачку сигарет, но он качает головой. Все вокруг навевает воспоминания об упущенной дружбе с Егором. Напоминает, что в жизни нет чекпоинтов, как в игре, и невозможно вернуться к сохранению и пройти ее по-другому.

– Можно остаться у тебя? – Демьян наблюдает, как Самара тушит бычок о стену, выкидывает на улицу и закрывает окно.

– Извини, не сегодня. – Она взъерошивает непослушные русые волосы Демьяна и целует в макушку. – Сегодня тебе лучше отдохнуть и подумать о Егоре. Вспоминай только хорошее, понял?

Он вяло кивает. Ремизова берет Демьяна за щеки ладонями и приподнимает его голову, заглядывая в глаза.

– Пообещай, что не расклеишься.

Демьян медлит. Пустое обещание вряд ли ее обманет, но он все равно говорит:

– Попробую.

Слезы подступают к глазам. Демьян обнимает Самару за талию, утыкается лбом ей в плечо и беззвучно плачет. Ремизова гладит его по волосам, не говоря ни слова. Она слишком хорошо знает его. Как никто другой.

Когда он успокаивается, Самара достает что-то из кармана:

– Возьми это, – и вкладывает ему в руку. – Выпей, поможет. Только не переборщи, а то отключишься где-нибудь на улице. Ты меня услышал?

Демьян кивает, разглядывая пузырек с успокоительным.

– Можно мне тебя хотя бы поцеловать? – спрашивает он и сам удивляется тому, как жалко звучит его голос.

– Можно.

Он приникает к губам Самары. Она обнимает его за шею, чуть сжимая волосы.

– Ну все-все, – хрипло шепчет она, отстраняя Демьяна за плечи. – Ты так меня съешь.

– Я люблю тебя. – Демьян тянется за новым поцелуем, но Самара преграждает его губам путь рукой.

– Если ты действительно меня любишь, то иди домой, выпей успокоительное и отдохни. Не делай того, о чем будешь жалеть. – Махнув на прощание, она уходит по лестнице.

По дороге Демьян вращает пузырек в кармане. Сердце колотится, дышать трудно. Глаза то и дело застилает пелена слез, но он упрямо сглатывает комок и идет дальше. От нервов подташнивает, совесть болезненными молоточками настукивает по вискам: «Это ты виноват!»