Геннадий Веретельников - Рассказы о войне. Война в письмах, дневниках, историях

9 мая 1942 г.

Сняла с себя последние бинты. Нога зажила, могу снова идти в бой. Попрошусь в разведчики, сил уже моих нет смотреть на то, как убивают и калечат наших мальчиков…

18 июня 1942 г.

Фашист взял Сапун—гору. Мы отступили. Все подступы к горе были усеяны мёртвыми фашистами. Видели, что позади них работают фашистские заград. отряды, то бишь расстреливают тех, кто не идёт в атаку.

Нет у них выбора – или мы застрелим, или свои, – вот и прут, что скаженные…

Научилась минировать. Могу делать мины из гранат на растяжке. Мой сын будет мной гордиться, когда я его этому научу. Море тёплое и ласковое. Нельзя, чтобы в нем фашист полоскал свои портянки, нельзя!

Нас тут сто тысяч опытнейших бойцов, это больше, чем армия. Если нас не предадут, то Севастополь фашист не возьмёт никогда!

26 июня 1942 г.

Четвертое лёгкое ранения за день. От нашего полка осталось двенадцать человек, и все легко ранены.

Пришло подкрепление! Подошло несколько кораблей ночью в Камыши (Камышовая бухта – прим. автора) и целая стрелковая бригада (142–я стрелковая бригада – прим. автора). Теперь повоюем с черной нечистью! Ох повоюем! Мальчики всё больше с Кавказа и с Кубани. Знаю, что с боеприпасами очень туго, хуже, чем зимой. Корабли не подпускают немцы. Только самолётами продовольствие сбрасывают и подводными лодками топливо и патроны. Как воевать? Будем отбирать у фашистов! Да и в Инкермане есть НЗ, на месяц всей нашей армии Черноморской воевать…

29 июня 1942 г.

Инкерман пал. Артиллерию нашу почти не слышно. Мы все понимаем, что уже нет боеприпасов. Совсем нет. Но мы знали, что на складе в Инкермане тонны снарядов! Почему их не вывезли? И спросить некого, все командиры с личными вещами бросили нас и убежали в эвакуацию, как кр. сы…

Ночью был страшный взрыв с той стороны (Инкермана), сильнее, чем от пушки—дуры, земля из—под ног ушла на некоторое время, говорят, что НКВДшники взорвали склады с боеприпасами и заводами нашими. Не верю! Не может такого быть! Там тысячи наших советских граждан работало! Врут! Не верю!

Судьба свела с Машкой, героем Севастополя (Мария Карповна Байда – Герой Советского Союза прим. автора), объединили наши с ней разведроты в одну. Война – это смерть. Что надо было с нами, с женщинами сделать, чтобы мы научились сеять смерть…..ведь по природе мы несем жизнь и заботимся об этой маленькой жизни… Гляжу на Марию, – маленькая, худенькая, такая же, как я, а мы на двоих уже с полста фашистов на тот свет отправили…

30 июня 1942 г.

Говорят, что пал Малахов курган и фашист переправился через Северную бухту. Нам поступил приказ отойти к мысу Херсонес. Все оставшиеся войска наши заняли оборону в бухтах Стрелецкая, Камышовая и Казачья. Сказали, что за нами придет транспорт. Предполагаю, что не один придет. Много транспорта необходимо. Целая эскадра. Войск скопилось под сотню тысяч. Нам бы патронов да гранат… и на склад Инкерманский уже не прорваться, да и взорвали его уже сами, – таки оказалось правдой, то, что ночью рассказывали вчера… да, ухнуло ночью так, что на полметра над землей нас подкинуло… не будет больше патронов, остались штыки да саперные лопатки и приказ командира «Драться до последнего!»

Правда сами отцы—командиры погрузились на «щуки» с самолётами, да были таковы. Пообещали нас тоже эвакуировать. Сказали «ждать эскадру»… С нами много бойцов, которые пережили эвакуацию из осажденной Одессы в октябре 1941 года, и те говорят, что не бросят. Пришла ещё одна подлодка. Видели, как забирали они высших командиров и комиссаров.

Видела генерала Петрова со штабом, комдивов наших, командование флота… шли и нам в глаза не смотрели, один снял с себя наградное оружие и мне отдал, – ТТ свой. Видел, как я на него смотрела, девочка двадцати лет, с перемотанными бинтами головой и рукой, и с автоматом, в котором два патрона… Потом партийное руководство и офицеры НКВД загрузились. Магомед, заместитель Марии, говорит, насчитал почти пятьсот человек, а ещё несколько тонн документов и ценностей… и я редко видела на войне плачущих женщин, и вообще не видела плачущих мужчин, но после того, как мы поняли, что нас отдают в плен наши же командиры, а сами сматывают удочки, то увидела, как у Магомеда текут слёзы… слёзы ненависти и бессилия… нас по сути предали… но вслух он ничего не сказал… я же сделала вид, что не заметила. Он написал прощальное письмо для своей супруги, по имени Гозекка, и деткам – Хаджи и Дине, я проверила на наличие ошибок, – он попросил… нарыдалась, пока читала…

2 июля 1942 г.

Среди звука бомбежек выделился очень сильный взрыв. Магомед сказал, что надежда наша взорвалась – Тридцать пятая батарея. Боялись её фашисты. Видать и у них боезапас закончился. Раньше Магомед успел послужить на плавучей батарее. И добавил, что негде теперь нашему командованию прятаться от налётов, в наших щелях и окопах им запретили с 1 июля… но почему взорвали батарею, когда мы все вокруг неё, и мы не сдаёмся, и не собираемся… мы собираемся воевать и биться до последнего…

Кто взорвал? Почему нас лишили возможности уничтожать фашистов, прячась от налётов авиации в 35–й батарее? Это подрыв не батареи, это подрыв всей обороны Севастополя… сначала Инкерманские штольни, теперь, Тридцать пятая… потом приказом забрали у нас командиров… это предательство…

… Ночью ещё загрузили на эсминцы командиров с триста, с барахлом своим. Прибывшие в последний раз два тральщика, две подводные лодки и пять морских охотников вывезли ещё около 700 человек. Фашистские самолёты летают не переставая. Обстрел идёт со всех сторон. Укрепляемся как можем. ТТ – хороший пистолет. Жаль, только, что адмирал, или капраз (уже не помню, кто именно) не догадался запасную обойму мне подарить… Номер на нем красивый такой – ДД 777. Наблюдали из «щели», как на берегу Херсонеса скопились тысячи наших солдат. Подошёл корабль, люди бросились на деревянный причал, а он не выдержал – рухнул под тяжестью… Невозможно было разобрать, кто погиб, а кто выбрался из—под бревен.

Штормит. Корабль отошёл от берега. Люди бросаются вплавь. Матросы спускают веревки, чтобы помочь солдатам взобраться на палубу. Картина была страшная…

Вдоль берега под скалами, насколько хватает моих глаз, лежат убитые бойцы. Жара. Мухи. Тлетворный запах разложения человеческой плоти… Воды нет уже который день… раненые просят хотя бы морскую, но от неё сразу рвота и понос… кто—то цедит через тряпки мочу… и всё это под прямым обстрелом фашистов, и днём, и ночью… ночью они сбрасывают с самолётов осветительные бомбы, потом установили прожекторы, свет которых освещает аэродром и каждый выстрел оккупантов попадает в цель…

Узкая кромка берега буквально устлана телами… и я не знаю, как им всем помочь… и себя жалко… и их жалко… и воевать нечем…