Александр Гофштейн - Опыты литературной инженерии. Книга 3

Усаживаю остатки якоря на лед. Сбрасываю веревку в рантклюфт и привычной дорогой – вниз. Мне показалось, что настолько намерзся и тут внизу и там наверху, что перестал чувствовать холод. Решил, что превратился в человека-сосульку, хотя сначала в приступе мании величия назвал себя человеком-айсбергом.

На четвереньках практически в полной темноте начал шастать по мокрым и холодным каменюкам. Конец веревки держал в руке, так как всерьез опасался, что в бесконечном рантклюфте не смогу запомнить место выхода на поверхность. Рюкзак нашел совершенно случайно: оперся рукой на большой валун, а он оказался неожиданно мягким. Не теряя ни секунды, на последнем запасе внутреннего тепла поволок рюкзак к стене. И скажу вам честно, в том промокшем рюкзаке веса оказалось тонн шестнадцать, никак не меньше!

Привязал рюкзак за лямки к концу веревки и пробкой от шампанского вылетел из-под ледника, до того мне как-то жить захотелось. Втроем с привычными криками и матом вытянули рюкзак на ледник. А у меня уже не то что зуб на зуб не попадает, уже и рот перестал открываться. Хватаю чей-то сухой рюкзак и водружаю его себе на спину, чтобы стало хоть чуточку теплее. Командую Виталию, чтобы сгребал снаряжение в кучу, а с безымянным, участником, уцепившись за лямки мокрого рюкзака, волоком потащил его вниз, к теплу и людям. На краю ледника встречаю Толика с двумя интеллигентными мужчинами, которые идут спасать персонально меня, решительные и деловые. Не останавливаясь, говорю им, чтобы пошли и забрали Виталия с рюкзаками, а я уж как-нибудь доковыляю до первого теплого камня. А тут вместо теплого камня – Маринка в слезах, да еще и с расписным термосом, сухим свитером, с настоящими джинсами и зачем-то с носками!

Геологическая толпа унесла, как морская волна, и побитого и невредимых. Из поселка выдвинулся резерв с фонарями, так как в лесу уже стояла настоящая ночь. В общем, как говорят, через обозримое время мой организм согрелся изнутри, чем бог послал, а также снаружи у печки в доме Анатолия. Застолье в силу чрезвычайных обстоятельств было перенесено на следующий день.

После десяти вечера пришел Славик – геологический фельдшер. Рассказал, что вправил пацану вывих голеностопа. Во время процедуры пострадавший орал, что свидетельствует, что с чем с чем, но с легкими у него все в порядке. Нашел у него два сломанных ребра и завтра повезет выходца с того света в станицу Зеленчукскую на рентген. Еще сказал, что до сих пор не может прийти в себя после красочного рассказа эквилибриста. Тот, оказывается, всю траекторию был в полном сознании и вырубился только в рантклюфте, а его репортаж о пятисекундном полете, поскольку у него перед глазами прошла вся жизнь, надо экранизировать в Голливуде. То, что в рантклюфте не оказалось воды, это Славик отнес к чудесам света. И тут же предложил похлопотать перед международным олимпийским комитетом об утверждении нового вида спорта: спуск на рюкзаке по каменному желобу. Название ему он пока дать затрудняется, но должно быть что-то вроде «рюк-рокслей». Толик название одобрил и пообещал завтра же сделать все как надо.

Маринка сходила на разведку и доложила, что туристы из Донецка, странное дело, после пережитых ужасов не спят, а сидят на корточках возле кирпичной печки и сушат документы и деньги. Среди них и раскаявшийся «утопленник». Нам бы их заботы!

В нашем почтовом отделении только два окошка. К каждому из них постоянная очередь. Кто пришел с коммунальными платежами, кто отправляет бандероль, кто ожидает денежный перевод. И так день изо дня, месяц за месяцем, год за годом! Ничего здесь не меняется, кроме уровня грубости и хамства. Это искусство оттачивается со временем и уже почти приблизилось к совершенству. Работницы связи не щадят ни стариков, ни детей. И пленных не берут. Счастье, что дети посещали почту крайне редко, а стариков удивить трехэтажным матом невозможно. Лица среднего возраста иногда дают достойный отпор распоясавшимся девицам, но таких меньшинство, и сильное алкогольное опьянение часто не позволяет им сохранить логику спора.

Гражданин Ильичев, наш сосед по этажу, постоянно ходил на почту по каким-то своим делам. Каждый раз, возвращаясь с почты, Ильичев вид имел грустный, хотя, насколько мы знаем, в скандалах никогда не принимал участия. Но однажды бедный сосед там что-то или не дописал, или не дозаполнил и получил из-за окошка по полной программе. Особенно обидело его то, что свидетелями незаслуженных поношений оказались дети. Он пришел домой чуть ли в предынфарктном состоянии. И ослабел и слег. Так бы он и досамоистязался до вызова скорой, если бы не его племянница – десятиклассница Даша.

– Ты, дядя, не бери в голову этих почтовиков! Хрен на них с присыпкой! Ты лучше расплатись с ними ихней монетой, чтобы им тошно стало!

Ильичеву по душе пришлись детская непосредственность и мудрость. Особенное впечатление на него произвела рекомендация «тошно стало».

По профессии Ильичев был специалистом по рыбному хозяйству. Запах трески, некоторое время бесконтрольно пробывшей на воздухе, еще со времен студенческой практики на Белом море он заполучил в генетическую память, которая передается из поколения в поколение. Соответственно сигналам генетической памяти, план мести созрел автоматически. Срочно требовалась бомба. Ильичев очень кстати вспомнил террориста Ивана Каляева, который убил Великого князя Сергея Александровича только со второй попытки, так как в первый раз заметил, что рядом с князем в карете сидят его малолетние племянники.

Гражданин Ильичев приехал на рейсовом автобусе в соседний городок, где в универсаме купил два килограмма охлажденной трески. Упаковал рыбу в четыре слоя газет и получил брикет, внешне напоминающий кирпич и особо ничем не примечательный. С этим брикетом Ильичев отправился на местную почту, где приобрел пластиковый пакет, чтобы упаковать посылку. Для усыпления бдительности девушки-приемщицы демонстративно укутал брикет еще в одну газету прямо у нее на глазах и принялся старательно заполнять ячейки на пакете для адресов отправителя и получателя.

Ильичев знал, что при отправлении посылки от него потребуют паспорт, поэтому собственную фамилию вывел старательно, а имя и отчество – очень небрежно, с исправлениями. Вместо «Сергей Николаевич» можно было при желании прочесть «Сидор Никанорович» или даже «Савелий Никодимович». Или что-нибудь еще. Ильичев был уверен, что задерганная работой девушка не станет сверять имя и отчество, а удовольствуется фамилией. Вместо адреса отправителя Ильичев прописал: Республика Узбекистан, Ташкент, район Юнусабад и т. д. Опять же рассчитывая, что девушка не станет уточнять место регистрации, так как перед ней стоит благообразный взрослый человек, не имеющий намерения шутить. В ячейку «получатель» Ильичев с садистским удовольствием вписал индекс ненавистного почтового отделения, а к названию соседней улицы присовокупил несуществующие номер дома и квартиры. Для полного затмения картины фамилию адресата он тоже написал свою. А имя-отчество придумал на ходу – Карп Иванович.