Михаил Кураев - Другие люди

– Ужас! – не выдержала Серафима Прокофьевна.

– Так же и будущее угадывали. А уж мучить во славу грядущего благоденствия никогда не считалось зазорным. Авраам с вознесенным ножом над сыном тоже, Симушка, сценка для крепких нервов. А вот саамы не знали этого зверства.

– Все равно мне их ужасно жалко, – сказала Серафима Прокофьевна.

– Люди делятся, как я заметил, на две неравные половины. Одним своя ноша житейская кажется самой тяжелой, и они стараются ее на кого-нибудь спихнуть. Другие же видят, что бремя человеческое, доставшееся другим, несравненно тяжелее. Тебе, Сима, всех жалко.

Алдымов замолчал.

– Па-а-ап, – после долгой паузы спросил Светозар, – а вот для чего все это создано? Весь мир. И Земля, и Солнце, и звезды, и то, что за звездами, все, все, все…

– Спросил! Думаешь, мы до утра будем у печки сидеть? – улыбнулась Серафима Прокофьевна.

– Правильно, сыночка, ибо человек, не задающий вопросов, подобен траве! Но ты, братец, хитер. Человечество, может быть, десять тысяч лет над этим вопросом бьется, а ты увидел, что печку пора закрывать, и подкинул вместо дров вопросик! Нет, нет, дров больше не подкладывай. Я тоже задавал себе этот вопрос, и вдруг представил, открываю утром номер «Полярной Правды», а там, на первой полосе, сообщается: советские ученые открыли не только устройство мироздания, но и достоверно узнали, когда и для чего создана Вселенная, галактики и весь космос в целом, для чего на свете родятся люди и для чего умирают. «С сегодняшнего дня наступает ясность на все времена, пришедшие и грядущие. Обращайтесь за справками, желающие узнать, что когда случится, кто когда родится и кто когда умрет». Как только я себе это представил, так мне почему-то стало скучно. Будто в интересной книжке тебе сразу сообщили, чем дело кончится. Я думаю так, поскольку начала мироздания человечеству ни видеть, ни знать не пришлось, скорее всего, и конец обозримого мира наступит не при нас, то вопрос твой, хотя и важный, вовсе не первоочередной. У человечества еще уйма времени, чтобы искать ответы на любые вопросы. А у отдельного человека не так и много. Вот и думай своим умом, зачем пришел в этот мир? Пооколачиваться, поболтаться, поесть, попить, поразвлечься, вкусить меда, испить от виноградной лозы непременнейше, и – сгинуть! оставив после себя изношенные ботинки, порванные штаны и немытую посуду. Может быть, все-таки человеку дается жизнь для чего-то путного, дельного? Вот и ищи свой путь, ищи свое дело. И на этот самый главный вопрос: для чего я, именно я пришел в этот мир, должен отвечать каждый сам. И только сам. Почему сам? Да потому, что на все вопросы у человечества уже заготовлено по два и больше ответов, так что, приходится выбирать. Притом, что ответы, как правило, прямо противоположные.

– Ну, например, – нетерпеливо сказал Светозар.

– Пожалуйста, сколько угодно. Прибегнем к несомненным авторитетам. Библия вековой авторитет? Еще бы. И Евангелие тоже. В Библии мудрейший Соломон провозглашает: не унижайте себя, если ты мудр, чтобы благодаря унижению не впасть в глупость. Убедительно? Вполне. А вот Евангелие от Матфея: кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится. Вот и выбирай. А пока возьми кочергу, разбей вот эти две головешечки. Я сейчас угольков в самоварчик закину, и попросим у добрейшей Серафимы Прокофьевны нам сухариков к чаю.

Они еще не двинулись с места, сохраняя общее тепло, когда в окно негромко постучали.

Серафима Прокофьевна подавила вздох, случайные гости, увы, были делом хотя и привычным, но все-таки для хозяйки обременительным. Сколько народу знало Алексея Кирилловича, скольких знал он, все могли в любое время, в любой час постучать в дверь, или в светящееся окно и знать, что дверь отворится.

– Ставь самовар, вот и гости… – сказал Алексей Кириллович и пошел в сени открывать.

Через минуту он вернулся в комнату, держа за плечи молодую женщину в сбившемся платке и беличьей шубке. Казалось, что Алдымов не ведет, а несет ее, и если разомкнет руки, она тут же просто осядет на пол.

– Катюша, что случилось? – с тревогой спросила Серафима Прокофьевна и обняла вошедшую невестку, словно приняла ее из рук мужа. – Что случилось?.. Где Сережа?

– Сережу взяли… Я не могу там ночевать… Я не могу…

Кровь отхлынула от лица Серафимы Прокофьевны.

– Куда взяли? – спросил Светозар.

– Иди, Светик, спать, поздно уже, – глаза Алексея Кирилловича и сына встретились. Отец испытал чувство беспричинного стыда, зная наперед, что не сможет ответить сейчас на вопрос сына. Ему даже не приходили на ум простые в таких случаях слова: «Ошибка. Разберутся. Отпустят. Все выяснится. Случайность…» И все в таком роде. Он знал, что давно уже не может ответить на свой вопрос, почему среди ночи кто-то «ошибочно» может войти в твой дом, взять тебя, как барана из стада, и куда-то увести. Он посмотрел прямо в глаза сыну с тайной надеждой на то, что у того достанет милосердного разума больше не задавать вопросы.

– Спокойной ночи, – тихо произнес Светозар, почувствовав, что стряслась беда. Он оглянулся на тетю Катю и пошел в свою комнату даже с охотой, тайно надеясь, что утром, как бывает после худых снов, все снова будет хорошо.

Есть люди, неизвестного назначения и потому никакому назначению не соответствующие, не имеющие назначения вообще. Вот они-то как раз и оказываются пригодны на все случаи жизни, но почему-то по преимуществу прискорбные. Да, это совершенно особый род и вид человеческой породы, это люди, несущие ярем рабства так легко, что, кажется, вовсе его и не замечают. И самое замечательное, что в этом своем состоянии, которое другим было бы в тягость, а то и позор, они умудряются быть самодовольными, горделивыми и даже надменными. Этих людей, так или иначе, готовят для исполнения самых неожиданных дел. Интересно, что в ходе такой подготовки им сообщаются сведения о разного рода человеческих добродетелях, о дружбе, верности, как говорится, любви к ближнему. И сообщаются эти сведения словно для того, чтобы они сумели испытать ни с чем не сравнимое чувство своей значимости, исключительности, свободы, когда им скажут: ты можешь все! и делай, что сказали!

Быть может, метафизическим знаком этих людей могла бы служить вода , способная, как известно, принимать форму сосуда, в который бывает помещена. Это с одной стороны. С другой же стороны, вода, предоставленная сама себе, будет стремиться вниз, вниз и вниз, где соединяется с подобной же себе…

В то время, когда настоящие партийцы проходили жесткую партийную чистку 1925 года, прошел чистку и невзрачный батрачок Ванька, служивший за харчи по разным дворовым разъездным делам у крепкого мужика Ульяния Хритова. Кроме того, Иван пас своих, то есть Хритова, коров и посторонних. В сложной ситуации, во избежание «твердого задания», Хритов решил по налогообложению перейти в разряд «без наемной силы», а поскольку силы в Ваньке было не шибко много, то без него можно было и обойтись и таким образом увильнуть от неминуемого зачисления в кулаки. Чистку у Хритова Ваня прошел быстро. «Вот – Бог, а вот порог», – сказал Ульяний и попросил Ваньку Михайлова со двора убраться. С пустыми руками ушел от Ульяния Хритова Иван да с занозой в сердце, глубокой, мстительной, так там на всю жизнь и оставшейся. Пропасть бы Ваньке, но подобрал бывшего безупречного батрака комсомол. Здесь пришлось тоже пройти чистку, поскольку Ванька, было дело, дорожа местом при Ульянии Хритове, говорил слова в поддержку крепких хозяев…