Александр Уваров - Дети сакморов

Сергей озабочено хмурился, соображая так и этак, какие ещё слова подходящие подобрать для супруги, чтобы объяснить ей всю глубину сложности и ответственности его теперешней работы и настоятельную необходимость временного отсутствия в родных пенатах, которое, кстати говоря, ничем плохим ему не грозит (в чём он не был уверен), а сулит лишь прибыль и внезапный достаток (в чём он тоже не был уверен).

Однако же подходящих слов, как ни силился отыскать, не нашёл.

Потому, попыхтев немного, развёл руками и промямлил:

– А завтра можно будет позвонить? Чего-то она не в духе сегодня.

– Можно, – охотно подтвердил Апофиус. – Вот прямо с утра…

И зевнул, широко открыв рот. Так широко, как люди не могут, а духи – запросто. Так, что затылок куда-то на спину запрокинулся.

«Здорово он умеет» отметил Сергей. «И вообще… Много чего умеет. Вот только с деньгами как-то не получается…»

От этой мысли стало грустно. Только тут догадался он, что наличным супруга куда больше обрадовалась бы, чем какой-то сотворённой духом цепочке, с которой из ломбарда можно прямиком отправиться в казённый дом.

«Да ну!» возразил сам себе Сергей. «Этот не обманет!»

Почему «этот» не обманет – он точно не знал. Но в честность «этого» верил.

– А сейчас спать, гости дорогие, – сказала Клотильда.

И хлопнула в ладоши.

Конечно, читатель уж и сам догадался, что в постель гости полетели по воздуху, плавно при том покачиваясь.

Привычный к такому перемещению Апофиус вёл себя тихо, быстро задремав на лету.

Сергей же от природной стеснительности и с непривычки всё порывался на траву спрыгнуть и своим ходом дойти, приговаривая: «Чего уж там… Это ни к чему…»

– Гостеприимство, друг любезный, того требует, – отвечал ему голос из темноты.

И странный для полночного времени стрёкот кузнечиков долетал откуда-то из зарослей серебристой травы.

Великолепна была постель, расстеленная под ветвями старой ивы! Зелёным балдахином покачивались ветви над пышной периной, над пуховым одеялом.

На постель эту и перенесла гостя невидимая сила.

А голос из темноты пожелал спокойно ночи и счастливых снов.

Потом добавил:

«Нашим гостям только такие сны и снятся!»

И умолк.

А Сергей, едва раздевшись, повесив одежду на ветку и в постель свалившись, в темноту упал.

И вынырнул во сне.

И уже там, во сне, зажмурился он от яркого света и закричал:

– Айда на Мельников ручей купаться!

8.

Муцкевич по-волчьи втянул воздух ноздрями.

Запах точно шёл от тёмно-серого, кирпичного здания за высоким бетонным забором.

– Тут он! – уверенно сказал Муцкевич и оскалил зубы в улыбке. – Духом его оттудова тянет!

Клещёв, прижав руки к груди, закрыл глаза и мелко затрясся. Потом, замерев, вытянул далеко вперёд язык, пробуя воздух на вкус.

И подтвердил:

– Точно! Здесь! Кровушку его чую…

Приложил ладонь к уху:

– И сердце беспокойно стучит. Не спит, хоть и ночь на дворе. Волнуется, видно. Переживает.

И тут же протянул разочарованно, обращаясь к спутнику:

– Вова, но это же и впрямь тюрьма!

Ступая медленно и осторожно, подошли они ближе к воротам и прочитали табличку.

– Следственный изолятор, – грустно промямлил Клещёв.

– А ты как думал! – подтвердил весомо Муцкевич. – Хозяин сказал, что в узилище, значит, так и есть!

Клещёв, забеспокоившись, зачем-то стал ходить вдоль ворот, меряя их длину шагами.

И прекратил это занятие лишь после того, как из будки вышел охранник и посмотрел на него выразительно.

– Пошли отсюда, – предложил он Муцкевичу.

Тот согласился.

Отойдя подальше, остановились они возле урны для перекура.

– Как же мы,.. – обронил Клещёв, докурив сигарету до середины.

– …Проникнем-то туда? – закончил он мысль, вытянув сигарету до фильтра.

И, ругнувшись, выбросил окурок.

– Штурмом, что ли, брать?!

– Не суетись, – пробубнил Муцкевич. – Им, небось, не мы одни занимаемся. Дело серьёзное, раз хозяин нам поручил…

– Так времени у нас нет! – застонал Клещёв.

И в ярости пнул завалившуюся на бок урну.

– Не суетись, – повторил Муцкевич, докуривая первую сигарету и тут же доставая из пачки вторую.

– Что-то мне подсказывает, – продолжал он, рваными облачками выбрасывая дым, – что завтра он отсюда выйдет. Точнее, его отсюда вытащат. Это если он действительно опасен. А если не так опасен, как мы думаем, то…

Причмокнув, закончил:

– Тогда его удавят прямо там, внутри! И мы об этом узнаем!

9.

А за четыре часа до того, как посланцы Савойского добрались до узилища и обнаружили место пребывания свидетеля происходило вот что.

Викентий Демьянович Любанин сидел в этом самом следственном изоляторе на привинченном к полу стуле перед следователем Леонтием Размахиным и трепетал.

Леонтию Даниловичу нравилось, что допрашиваемый трепещет. Но очень не нравилось, что арестованный при том упорно не желает признавать свою вину и всячески увиливает от ответственности.

Хотя и трепещет, что очень даже хорошо.

И вселяет надежду на достижение взаимопонимания с подследственным.

– Хватит ногами по полу стучать! – строгим голосом сказал Размахин и подвинул ближе бланк протокола допроса.

– Стало быть, гражданин Любанин, шестьдесят третьего года рождения, ранее не судимый, без определённого места жительства,.. – усиленно изображая задумчивость, пробормотал следователь, заполняя каракулями новую строку.

Тут стоит заметить, что задумчивость он изображал лишь для проформ, потому как искренне полагал, что следователю положено изображать перед допрашиваемым усиленную работу мысли и борьбу с обуревающими душу сомнения.

На самом деле никогда и никаких сомнений у Размахина не было, особенно по поводу виновности задержанных.

Он и сейчас за час допроса успел уже полностью всё для себя выяснить и определить, прикинув заодно и тот срок, на который может потянуть вина ранее не судимого Любанина.

Но имитировать усиленную работы мысли стоило. Ничто так не смущает подследственных, как сморщившийся под грузом мыслей лоб следователя.

– С недавнего времени! – поспешно добавил Любанин, попытавшись привстать со стула.

– Сидеть! – прикрикнул на него Размахин и погрозил кулаком.

Викентий Демьянович послушно затих и замер, и, чтобы не было больше искушения вскакивать, ногами зацепившись за ножки стула.

– Что – с недавнего? – поморщившись, переспросил Размахин.

– Бродяжничаю с недавнего, – пояснил Любанин. – Запил я как-то неудачно, жена от меня ушла. Я бросил потом, но она уже не вернулась. И вот решил я продать квартиру, а люди те, которые сказали, что купят, фактически и не купили, а…

– Замолкни, – с лёгким зевком прервал его следователь.