Александр Уваров - Дети сакморов

И посмотрел на часы.

А потом продолжил речь свою, вяло и нехотя:

– В два часа тридцать минут ночи, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, из хулиганских побуждений выбежал на МКАД в районе Лосиного острова, чем спровоцировал аварию с участием…

Следователь минуты де загибал пальцы, прикидывая.

– Опа! – восхищённо промолвил он, сверившись с бумагами.

И, оживившись, присвистнул и глаза его радостно заблестели.

– Слышь, бомжара, – обратился он к Любанину. – Ты в общем и целом двенадцать машин угробил, из пять – не подлежать восстановлению. Две смяты, три сгорели. Ва-аще!

И Размахин оглушительно загоготал, едва при этом не захлебнувшись слюной.

Потом, немного успокоившись, он встал, подошёл к Любанину и кинул ему в подставленные ладони наполовину заполненный бланк допроса.

– В общем, – добродушно сказал Леонтий, – тебе прямая выгода на зоне годочка три отмотать. Пока хозяева угробленных машин не успокоятся. А то ведь они…

И Размахин провёл пальцем по шее.

– Полный абзац тебе устроят с похоронами на ближайшей помойке. А твою безвременную гибель мне расследовать резону нет, и так работы хватает. Так что беру ручку краешку стола, от последней сроки отступи вниз побольше, к концу страницы, и там подписывай с расшифровкой подписи и датой. И вали в камеру отсыпаться!

– А отступать зачем? – уточнил Любанин.

Размахин махнул рукой.

– Да допишу там кое-что… Сейчас ломает что-то, лень одолела. Завтра с утречка заполню… В общем, не твоё дело!

Размахин во внезапно накатившем приступе раздражения топнул ногой.

– Подписывай, пока я добрый! А то ещё и обвинение в краже получишь. Там, между прочим, вещи из машин кое-какие пропали.

Любанин поёжился.

– И погибший имеется, по рассказам свидетелей, – продолжал нажимать следователь. – Вроде, даже два погибших… Или один?

И тут же с грустью добавил:

– Трупа, правда, ни одного. Пропали бесследно. Так что от отягчающих обстоятельств судьба тебя отмазала.

Любанин с минуту вертел листок, с разных сторон вчитываясь в коряво набросанный текст.

Потом простонал слабо:

– Но не из хулиганских же! Спасался я! Обезумел совсем от страха! Зачем вы так, гражданин…

Леонтий покачал головой и присел, поудобней устраиваясь на подоконнике.

– Эту сказку ты мне уже рассказывал.

– Точно! – охотно подтвердил Любанин. – Сразу вам всё рассказал. Только тут…

Он потряс листком.

– …Ничего про это не написано. Ни единого слова! А ведь это правда!

– Сказки, – отрезал Леонтий, протирая локтем запылившееся стекло. – Почудилось спьяну.

– Я трезв был! – возразил Любанин.

И подивился собственной смелости.

«Чего это я? Нехорошо это… А ну как вдарит?»

Но следователь был настроен благодушно.

Леонтий вообще не любил мордобой. Он предпочитал эту… как её…

«Психологию» вспомнил Размахин.

И посмотрел на подследственного с жалостью.

– Ты не мудри, подписывай, – посоветовал он Любанину. – А сказки про летающих человечков, которые тебя в лесу преследовали, будешь рассказывать адвокату. Или психиатру, если суд на твои бредни поведётся и экспертизу назначит.

– Но они же летали! – воскликнул Любанин.

И поводил листком из стороны в сторону, пытаясь изобразить полёт.

– Над деревьями неслись! И не человечки вовсе! Детины здоровенные, головорезы!

– Антенны были у них на головах? – уточнил следователь.

Любанин посмотрел на него недоумённо.

– Антенны? Какие антенны? Зачем?

– Для приёма сигналов из космоса! – крикнул Леонтий и спрыгнул с подоконника. – Я на природу хотел полюбоваться, на двор внутренний. Чудесная клумба у нас во внутреннем дворе, прямо сердце радуется. Так нет, ты мне настроение решил испортить!

И, подойдя вплотную к подследственному, заорал та, что оглушил сам себя:

– Подписывай!

Любанин, вздрогнув, схватил ручку и расписался на последней строке.

– И расшифровку! И дату!

Любанин послушно написал и то, и другое.

Отдал бумажку следователю.

– Хороший ты мужик, – похвалил его Леонтий.

И обнадёжил:

– Это ничего. На свободу выйдешь, жизнь сразу наладится. Может, профессию какую в лагере приобретёшь…

И хохотнул, довольный своим остроумием.

Потом вызвал конвоира и отправил подследственного в камеру.

Посланец Савойского был прав. Сердце в ту ночь у Любанина стучало беспокойно. И очень погано было на душе.

Корил он себя за слабость и, лёжа под нарами, ворочался с боку на бок. Ворочался до тех пор, пока ненароком разбуженный им сокамерник не пнул его пребольно в бок.

После чего Любанин страдал и беспокоился тихо.

10.

А вечером того же дня, с коллегами за рюмкой сидя, рассказывал со смехом Размахин о странном подследственном.

Те дивились фантазии человеческой.

«И придумает же!» говорили сыскари, качая головами.

И посмеивались.

До той поры, пока Размахин не стал живо и в красках описывать ночь лесу по версии подследственного.

– Пьян был до помрачения! – уверенно говорил Размахин. – Кто на трезвую голову на ночь в этот лесопарк полезет? Да в тех местах, только со стороны Гольяново, на прошлой неделе два трупа нашли. Так вот, на лесной тропинке, и валялись. Точно, опился или дряни какой-нибудь нажрался, вот в лес и занесло. В дождь… И холодина той ночью была какая! У меня н даче листья на яблоне словно кипятком ошпарило – пожухли. А это в такую погоду завалился спать вроде, и дела ему нет до холода с дождём. А потом, говорит, фары его осветили. Яркие такие! Ага, ксеноновые, типа!

И Размахин повертел пальцем у виска.

– Крутые среди ночи, в дождину, в лес заехали! И не жалко им было джип свой! Бред какой-то!

Услышав о крутых в лесу, следователь Голубев заметно напрягся и, оставив в сторону недопитую рюмку, рассказ стал слушать с необыкновенным интересом.

А Размахин расходился всё больше и больше, перемешивая фразы с дурашливым хихиканьем.

– Вышли четверо, вроде, из машины. И баба с ними какая-то. Как он говорит: «лунная»… Хрю!

Размахин вытер рот.

– Не понял, что за лунная. Светилась, что ли? Стало быть, пятеро вышли. Но он говорит: типа, четверо и лунная. И чёрт бы с ними! Так нет, он давай наблюдать. Пинкертон лесопарковый! Так эти четверо вынесли чего-то завёрнутое. В брезент, вроде. Он решил, что тело. Трупак, типа. И тут…

Размахин вытер слёзы.

– Умора! Андерсен отдыхает! Земля, говорит, расступилась и какая-то яма образовалась. Да что там яма, провал целый! И эти четверо злодеев труп в яму кинули, а оттуда – сноп искр. Прямо полыхнуло! Хре-хре-хре!

Размахин затрясся в приступе смеха.

– Сказочник датский! А земля потом сомкну… Хре-хре-хре!

– Ты бы лучше у него спросил, – веско заметил один из оперативников, – где он травку берёт и куда потом прячет. Может, у него там в лесу мешок зарыт. Пацаны ещё найдут, всю школу окурят.