Алексей Новиков - Перепросмотр

Только сейчас я задумался: почему у меня такая фамилия и отчество? Моего биологического папу я не знал, он ушёл, когда я был маленький. Подробностей произошедшего я не помню. Куда он делся и почему? Это мне тоже неизвестно. Помню фото, которое мама хранила отдельно от фотоальбомов. На фото мне меньше года, я лежу на папиных руках, и мама рядом. А может, и наоборот: я на маминых руках, а он рядом. Не помню точно. Других фото я не видел. Наверное, их и нет. Спрашивать маму я не стал, захочет – сама расскажет. Где мой биологический папа сейчас, я не представляю. За все эти годы он не появился.

Я ничего не стал менять, привык к своей фамилии. А по отчеству меня никто не называет, не дорос ещё. Я не вкладываю особого смысла в ФИО. У меня несколько отстранённое отношение к ФИО. Это те слова, которые отождествляются со мной, но не являются мной. Это словно шкурка яблока, которая имеет совсем другой вкус, нежели само яблоко. Если у меня от рождения выработался рефлекс отзываться на свои ФИО, то зачем их менять? Чтобы только больше себя запутать? Когда кто-то ко мне обращается, то они словно прикасаются к моей оболочке, чтобы я обратил на них внимание. Зачем же менять эту оболочку, если она всех устраивает? Если я захочу что-то поменять, то буду меняться сам – внутри этой оболочки. Выходит, что замена ФИО больше нужна окружающим, нежели мне самому. Я не исключаю, что можно изменить ФИО, но для этого нужна веская причина. Размышляя над этим вопросом, я решил, что это не главное в жизни. А что главное? Ну, уж точно не это. Если меня это раньше не беспокоило, то и сейчас не должно.

Проживание в коммуналке меня не радовало. Татары, живущие с нами, к старости накопили свои привычки, которые очень меня беспокоили. Например, они любили варить потроха животных по пять часов. Этот зловонный запах проникал во все щели. Не останавливали запах ни одеяла, ни покрывала, герметично просунутые в дверные щели. Я обмотал полотенце вокруг головы четыре раза и вышел посмотреть на кухню, что там под крышкой высокой кастрюли стоит часами на газу. Но только я приподнял крышку, как меня чуть не стошнило в полотенце, поскольку на вид это было не лучше, чем на запах. В огромной кастрюле плавала шкура, кишки. Я хотел поскорее закрыть крышку и убежать подальше. Смрад этот прошибал даже четыре намотки махрового полотенца вокруг носа и рта, слизистую глаз разъедало будто хлоркой. Жуть. Как они сами это выносят? Непонятно. Ничто не может остановить рвотный рефлекс. Приходится идти на улицу и гулять всё это время, плюс время, пока этот запах выветрится из комнат. Подобное отвращение я испытывал в садике при виде столовских котлет. Оказалось, что те котлеты в садике имели не самый отвратительный запах по сравнению с этой едкой вонью от вареных потрохов. Татары увидели, как меня выворачивает от запаха и стали чаще варить потроха. Им не нравится соседство с нами, и они всячески пытались выжить нас отсюда. Дед-татарин ходит в общий туалет по-большому и размазывает свои испражнения по стенам туалета так, что понятно, что это не случайные брызги, а целенаправленное вредительство. Возможно, у них есть какая-то причина на эти злодеяния, но я её не знал и не понимал, почему эти престарелые люди так себя ведут. Они общаются между собой на татарском языке.

В нашем подъезде постоянно собираются подростки. Курят, пьют пиво и горячительные напитки, поют песни на гитаре, шумят и ведут себя вызывающе. Они чувствуют себя уверенно, потому что приходят к Андрею, парню с нижнего этажа, и, поскольку дома у него курить нельзя, они все торчат между этажами на подоконнике. Думают, что имеют полное право находиться в этом подъезде и так себя вести.

Когда я иду с улицы домой, то мне приходится пробираться сквозь эту толпу на лестничной площадке. Папа им сказал по-хорошему, чтобы они тут не собирались, потом ещё раз сказал и ещё. Они не слушали. Подростки втихаря перерезали телевизионный кабель в нашу квартиру – в отместку. Это стало пиком терпения папы. У него не выдержали нервы. Он матерился, кричал перед входной дверью и рвался к ним в подъезд. Мама загородила ему проход в подъезд. Дверь и пара замков удерживали его. Он продолжал свою брань, я впервые видел его таким. Он хотел выйти с ножом в подъезд и всех разогнать силой, по-плохому. Готовность на поножовщину его не смущала, он не боялся сесть за это в тюрьму, – настолько это было невыносимо для него. Я мог это понять. Но с другой стороны, это казалось первобытным и диким. По факту вышло, что весь его гнев обрушился на нас, а не на них. Подростки его не видели, только слышали и подзадоривали из-за двери: «Давай-давай, выходи. Что застрял там?» Конфликт поколений. Все стихло само собой, силы у противоборствующих сторон иссякли. В итоге конфликт ограничился словесной перепалкой через дверь. Подростки ушли и больше здесь не появлялись. Кабель телевизионный папа отремонтировал, спаял и замотал изолентой.

Я для себя понял, что раз уж мне придётся здесь жить, нужно постараться находить радости в жизни.

Иногда дядя Костя приходит с подругой Ларисой. Эта улыбчивая и открытая девушка, она ждала его из армии – и дождалась. Мы весело проводим время с ней, она с удовольствием играет со мной. Однако, я вижу дядю Костю и с другой девушкой, которую зовут Ульяна. Я заметил, что Лариса перестала приходить в гости. Однажды, гуляя во дворе, я увидел, как Лариса стоит под берёзами и плачет. Моросил дождь, она в лёгком черном плаще с поднятым воротником. Рядом стоит дядя Костя и что-то ей говорит. Они стоят на расстоянии, как не родные. Я попытался подойти к ним, но мне дали понять, чтобы я погулял с ребятами. Очевидно, дядя Костя ей говорил, что встретил свою будущую жену Ульяну и у них скоро должен родиться сын Никита, а Лариса должна уйти. Больше я не видел Ларису. Они расстались.

Ходим на Ижевский пруд всей семьёй, загораем на солнце и купаемся. Теперь я плаваю не только в бассейне, но и на пруду. Не боюсь заплывать туда, где не достают ноги до дна, до буйков с папой плаваю. Легче всего мне плывётся по-лягушачьи. Собачкой ещё умею плыть. Для отдыха плаваю на спине, а кролем – если быстро надо проплыть расстояние. Под водой тоже могу плыть с задержкой дыхания, но только с закрытыми глазами. Пробовал открывать глаза – жутко как-то, всё зелёное под водой, не видать дальше метра. Специально тренируюсь задерживать дыхание, чтобы дальше проплывать под водой.

Меня перевели в другую школу, поближе к новому дому. Мне нужно привыкать к новым лицам и обстановке. Я закончил два класса в школе-лицее №25 и перешёл в третий класс средней школы №66. Это был 1991—1992 учебный год. Теперь я в 3 «Г». Нас всего 26 человек: 12 девочек и 14 мальчиков. Классный руководитель обрадовалась моему приходу. Она преподает у нас русский язык и литературу. Она понравилась мне, потому что даёт писать мои любимые наклонные буквы, ставит меня в пример другим ученикам. То, чему я научился в предыдущей школе, мне здесь помогает. Я быстро влился в новый коллектив, нашёл новых друзей в классе. С ребятами мы играем, ходим друг к другу в гости, вместе делаем уроки. И девочки есть хорошие.