Александр Иванченко - Камбала. Роман в двух книгах. Книга вторая

В салоне уже хорошо прогрелось, я расстегнул верхнюю пуговицу бушлата, отстегнул и спрятал «сопливчик» в карман. Закурил, получая при этом истинное удовольствие, из-за того, что до этого курил только в гостях и это было часа полтора назад.

Вспомнил события этого вечера, улыбнулся сам себе и подумал: «Как там моя жена? Без мужа спать легла. Небось, тоже не спит и думает обо мне. Ну, а о ком же ей ещё думать? Не каждый день же – вот так, как сегодня сватают.

А зачем я еду в Ригу? Только сейчас я понял, что выбор маршрута был сделан на подсознании, необдуманно и, в принципе, бесцельно, хотя… На уровне того же подсознания, которое мне подсказывало, что о тебе там думают, вспоминают, там, куда ты сейчас направился, хотя мыслями ещё там, где провёл памятный вечер. Конечно, я ехал в Ригу к Ирине.

Сознание моё было до сих пор туманное, хотя я был при памяти и всё помнил и всё делал без принуждения, но не уровне разумного, а на уровне потаённых желаний, толкающих меня на до конца необдуманные импровизированные по ходу изменения ситуации поступки. Вечерами я приезжал и не раз к Ирине в самоволке, но, чтобы приехать вот в таком состоянии, после того, что случилось несколько часов назад, но уже вчера, ранним утром и лишь для того, чтобы сказать: «Доброе утро, Иринка! Вот и я припёрся, а ты не ждала?!» Ну, ты и даёшь, парнишка.

Расстояние до Риги было около 100 км, но дорога была зимней и автобус, как я понял по скорости движения, не совсем исправен, а потому мы двигались с небольшой скоростью. Проехали Сигулду, а это примерно полпути до Риги. Я посмотрел на часы, что были расположены на месте водителя, они показывали без малого три часа.

Мне захотелось спать, но я знал, как вид спящего рядом человека действует на того, кто исполняет какие-то функциональные обязанности, где нужно повышенное внимание – это может вызвать ответную «компанейскую» реакцию поспать за компанию на пару. И потому боролся со сном, как только мог. А мог я предаться воспоминаниям и анализу ситуации.

***

Только сейчас вспомнил о Наталке. Как она там? Видимо я сильно обидел, но не хотел же. А случилось всё в тот день, когда… Но обо всём по порядку.

Куда влюблённым молодым людям деться в зимний вечер, да ещё в чужом городе? Правильно, некуда. Нужно идти к месту временного пристанища. А оно где? Ну как где? Не в Карагаде же, в поселке Приекули, что рядом с г. Цесис. А, если ещё точнее, то в «красном уголке», что на втором этаже, как поднимешься наверх налево.

Моя «берлога» была на сцене вместе с ещё тремя «берлогами» «годков» здесь же. То, что мы были выше, чем все остальные, расположившиеся внизу, говорило уже о статусе касты, к тому же наши ложе могла, в случае необходимости и при отходе ко сну, прикрывали массивные шторы.

До сегодняшнего дня, а я вспоминаю день накануне нашей ссоры с Наташей, мы проводили большую часть вечера, когда хотели понежиться в тепле в рабочем вагончике. Все, конечно об этом знали. В один из вечеров, когда мы сняли верхнюю одежду, отогрелись после улицы включенным обогревателем и поцелуями, разнежились на нарах, в дверь требовательно кто забарабанил.

Я набросил бушлат, открыл дверь и вышел. Напротив двери стоял, согнувшись от холода Бата, как звали ефрейтора Санжакова, который нервно курил, прищурив и так узкие калмыцкие глаза.

– Слышь, Сань, делиться надо.

– Ты о чём, Бата?

– Ну, как о чём, ты же там с девушкой?! Давай делиться. От нее не убудет. Думаешь, только тебе хочется.

– Тебе прям сейчас в лоб дать или дать время подумать? Найди себе блядь и делай, что хочешь с ней и как хочешь, понял? И не дай, Бог, плохое слово услышу в присутствии или за глаза, не обижайся, – сердито, но без крика, чтобы не услышала Наталка, высказал, как плюнул в лицо, а хотелось в натуре это сделать.

– Нет, ну чего ты. Я же по-хорошему пришёл поговорить. Ну, нет, так нет. Я тут давно, замерз уже, пустите?

– Ты, брат, совсем стыд потерял или у вас там на твоей средневековой родине так принято и-то сомневаюсь. Не зли меня, иди.

– Кто там? – спросила Наташа.

– Да, братва на второй ужин звали, я отказался. Или пойдём.

– Нет, не хочу. Иди ко мне, я замерзла, пока тебя не было и в дверь холод зашёл. Иди, согрей.

– Иду, иду! – сбросив бушлат.

Это было накануне, даже двумя днями раньше.

На второй день, вернее вечер, когда я встретил Наташку с работы, мы приехали в Приекули, сразу я предложил ей:

– Пойдём к нам в гости. Там всё покультурней, я тебе со своими братишками познакомлю.

– Зачем мне твои братишки, у меня ты есть. Неудобно, Саш. Что подумают обо мне, скажут, что стерва конченная.

– Пусть только кто скажет…

– Что побьёшь из-за меня? – усмехнулась Наташа.

– Нет, попробую словами убедить, что так не хорошо судить о девушке, которая пришла в гости не одна, а со своим парнем, с которым дружит…, а сколько мы с тобой дружим? Вот, уже скоро три недели.

– Ладно, но, если что, я сразу уйду, и ты меня не удерживай. Договорились?

– Договорились!

Мы вошли в «красный уголок», который даже через дверь напоминал улей, но, при появлении меня с девушкой, настала гробовая тишина.

– Добрый вечер! – нерешительно, из-за моего плеча произнесла Наташа.

Публика отозвалась разноголосыми, накладывающимися друг на друга приветствиями.

– Моя девушка, Наташа, если кто не знаком. Прошу любить по-братски и жаловать.

В «предбаннике» засуетились, начали убирать те вещи, которыми было неудобно встречать гостей, развешенными после стирки носками и прочим, что портило впечатления и убранство сугубо мужского общежития. Мы прошли в «горницу», отодвинув штору. Двое из троих моих соседей просто дремали на раскладушках, третий чем-то занимался, сидя также на своей раскладушке. С мебелью у нас было скудно, если не сказать больше.

– Мы не помешаем? – тихо спросил я у, сделавшего круглые глаза, старшины 1-й статьи Сергея Тарасевича.

– Я пойду, покурю.

– Серёга, мы надолго, так что брат, не стесняйся, а мы постараемся не стеснить вас. Мы тут тихонько в уголочке посидим, поговорим. Тему тут вот недавно интересную подняли, «про любовь», дискутируем до хрипоты и потери чувств.

Серёга, заулыбался, вышел и задернул за собой штору. В «предбанники» слышались шушуканья.

– Приляг, отдохни. За день сколько улиц оббежала с тяжелой сумкой на плече. Кто это? «Это он, это он, с города Цесис почтальон» – это о тебе.

– Да не так же. Я помню стихи Маршака. Там так говорится:

Кто стучится в дверь ко мне

С толстой сумкой на ремне,

С цифрой 5 на медной бляшке,

В синей форменной фуражке?

Это он, это он,

Ленинградский почтальон.

…

– Потому ты и в почтальоны пошла?

– Да, нет. В институт не поступила, хотела врачом стать. Вот тут уже привыкла, мне нравится. До лета подумаю, если желание появится снова, буду готовиться и пробовать поступить. Хотя, сомневаюсь, если сразу не получилось…