Александр Иванченко - Камбала. Роман в двух книгах. Книга первая

Позже, на этом же пустыре, рядом с новой школой, но ближе к нашей хате построили здание детского сада и правления колхоза. На радость детворы стройка затянулась, а отстроенные стены помещений и сам помещения были излюбленным местом игры, и в прятки, и в войну. Как любая стройка на ней было нагромождение целого и битого кирпича, куч грунта, песка, щебня, досок и отходов. Короче, по нашим понятиям, лучшего места для «боёв местного значения» или «в черте городской застройки», как сейчас говорят, не придумаешь.

Часто, возвращаясь со школы, от нечего дела, заходил на это место «боевой славы», чтобы насладиться воспоминаниями былых побед.

С вечера «пошла масть» и я слишком долго времени провел в подобных баталиях, до этого, правда, исправно письменные домашние задания выполнил, как всегда блестяще и дав тем самым своему брату возможность, воспользоваться моим отсутствуем на «театре боевых действий», вынуть из портфеля тетради и переписать решение задач и упражнения по русскому языку.

Учительница на русском опрашивала, как всегда всех, всех четверых учеников нашего класса. И у нее оставался еще «в запасе» класс с младшим контингентом аудитории. Вот я и влип! Совсем забыл, что нужно было выучить довольно заумное правило по русскому. Из того, что я смог запомнить со слов моей любимой, безо всякого лицемерия учительницы, Натальи Павловны, пытался составить складную в правило речь. У меня это плохо получилось. Учительница сделала изумленное лицо. От кого другого, но от меня такого она никак не ожидала:

– Саша! В чем дело? Ты не заболел?

Я стоял у доски, потупив взгляд в пол. Лицо моё горело. Меньшие на два года ученики, толи просто перешушукивались, толи злорадствовали, не помню уже, для них тоже было неожиданностью, чтобы отличник и так опростался. Мне было не того, чтобы поднимать голову, я был посрамлен, а моя былая слава отличника покрылась «несмываемым» позором. «Позор! Какой позор!!» – звенели у меня в голове и протяжным эхом слова «внутреннего голоса».

– Иди домой и без родителей в школу не приходи! – таков был вердикт строгим голосом требовательной учительницы, – я тебя вынуждена поставить «тройку». Для кого-то сейчас это покажется смешным, но не для меня и тем более тогда.

Я сложил портфель и кивнул брату, чтобы забрал, если чё. Идти домой – «смерти подобно», – думал я. Отсижусь два урока, пока закончится четвертый, последний и потом с братом пойду домой. Так и сделал, пошел на стройку, где она в этот момент защищала меня от всего и всех, как «Брестская крепость».

Мысли сверлили голову: мама в это время точно уже пришла с фермы, дома; отцу не дай Бог говорить, боялся. Хотя меня отец за всю жизнь не бил, даже голос сильно не повышал, но говорил так, что хотел лучше умереть на месте, чем вот такое переносить. Было стыдно, не то, чтобы до слёз, до списания всех немалых моих заслуг и в учебе, и в помощи дома по хозяйству, до нуля, до чистого листа моей детской биографии. Только один раз, батя, замахнулся, быстро выдернувшим из брык ремнем, но я смог увернуться, а его внезапный пыл остыл. А было ведь за что. На этот раз, я нашел минометную мину, точно не помню, но примерно 120-миллиметровою и «спрятал», забросив на камышовую крышу курятника. Сейчас смешно, отец-то был вдвое выше меня и всю, что находилось на крыше ему было, естественно видно. Перепрятать же я не успел. Этой мине судьба, как и гранатам и другим взрывоопасным моим трофеям, была предопределена – она подлежала затоплению в туалетной яме. Однажды, я не выдержал и спросил: «Па, а если гахнет?» – Нет! – был ответ отца, – дерьмо сделает своё поганое дело, сожрёт…»

С братом возвратился домой. На вопрос мамы «как успехи?», на который она особо и ждала ответа и так знала наши способности и успехи, я ответил «хорошо» и поспешил, с особым усердием учить уроки.

Гром прогремел средь ясного неба, когда я, каким-то непонятным чутьем ощутил приближавшуюся «грозу» – бросив взгляд в окно, увидел вошедшую во двор учительницу. В те годы ворот и калитки не было, так как все в деревне жили открыто и дружелюбно, а проход и проезд во двор облагораживали стеночки из сложенного бутового камня, в основном ракушечника. Куда деваться, хоть от судьбы и не уйдёшь, но оттянуть время «казни» попытаться-то можно. Выскочить во двор и спрятаться за постройками и сенниками было поздно. Учительница уже разговаривала с мамой во дворе.

Единственное и часто применяемое место, где можно было притаиться – под кроватью. Я пулей влетел под кровать, успокоив рукой покрывало. Сердце билось, как колокол набата. Мама позвала меня, не услышав отзыва, прошла под комнаты и зная, что я не выходил, заглянула под кровать.

Я стоял перед моей любимой учительницей и испытывал то, что не дай Бог кому-то испытать, такой стыд и позор, какой никогда до этого и после этого за всю мою уже долгую жизнь не испытывал. Не буду даже передавать, что говорила учительница и что я испытывал, готовый лучше провалиться сквозь землю.

Конечно, за свою не короткую жизнь много пришлось испытать конфузов, побывать в ситуациях, при которых было, как минимум неудобно за себя, а по большому счёту позорно, судя по собственноручно представляемой «шкале позора», которая никак не могла быть мерилом для поступков других. Другие подобными поступками могли даже гордиться, у них были совершенно другие принципы и критерии оценок поступков. В той же начальной школе в параллельном, старшем классе, с которым мы занимались в одной классной комнате, учился Толик, который мог, не зная урока, тянуть руку, чтобы его вызывали к доске побыстрее, где он не отвечал на вопросы учительницы, а развлекал нас своими рожицами, кривляньями и прочим, чем сам наслаждался и получал, как он считал свои заслуженные «артистические бонусы». Конечно, он мог дождаться своей очереди, а учительница, зная его, старалась спрашивать в последнюю очередь, чтобы «не расхолаживать» остальных его клоунадой.

***

Одно хочу сказать. На 55-летие сельской школы, в которой я учился восемь лет, в просторном зале Дома культуры проходила торжественная часть. Было очень трогательно. Я, как и многие другие, бывшие выпускники школы, попросил слово и со сцены, особую благодарность высказал своей первой учительнице, поблагодарил её за главный урок, за эту единственную тройку, которую она мне поставила за всю учебу в начальных классах. А самое важное в том, что я всегда помнил этот урок и никогда никому больше не врал. Я мог не сказать правды, но соврать – никогда!

Я подарил ей мой первый сборник стихов, которого бы не было, не будь у меня такой замечательной учительницы. Царствие ей небесное. Она не так давно ушла в мир иной. Светлая память сохранится о ней в моём сердце, пока я жив. Можно ли смыть позор, кроме, как кровью – не знаю. Но я сильно старался, поверьте мне. Да и для неё, уверен, что этот случай не стал столь трагическим, как для меня, за её долгую трудовую деятельность. Но, то, что она свою душу вкладывала в свой почётный педагогический труд – это бесспорно. И как сказать, что могло стать в моей жизни определяющим в выборе профессиональной деятельности, так как я большую часть трудовой деятельности проработал всё-таки не инженером-механиком, имея на это диплом, а педагогом в профессиональном училище и колледже. Как знать?!