Олег Захаров - Метод ненаучного врачевания рыб

© Олег Владимирович Захаров, 2021

ISBN 978-5-0053-8725-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Мало кто задумывается над тем, что камень, брошенный в воду с берега, сам по себе никуда не исчезает и становится потерянным навсегда только для нас. Относительно же себя самого он продолжает быть, как и был прежде, принадлежа другой стихии, – говоришь ты дознавателю.

Во всяком случае, ты думаешь, что этот тип в поношенном сером костюме -дознаватель. Тебе было объявлено, что ты здесь по делу некоего Лыховитого. Минуту назад ты признался, что понятия не имеешь, о ком идет речь, и дознаватель, словно не ожидая от тебя ничего другого, заявил, что рассчитывает услышать от тебя историю твоей жизни. Дескать, у следствия есть все основания предполагать, что ваши судьбы могут быть тесно переплетены. При этом сам имеет вид грызуна, готового схрумкать твою историю, как капустный лист. Ты уже знаешь, что про себя будешь называть его Оливковым Агути – те же маленькие цепкие лапки, остренькие зубки и вечноголодный взгляд. Вас разделяет письменный стол, в который Оливковый Агути (пусть так и будет) воткнул свои остренькие локотки.

Глядя через стол, ты думаешь о неком незнакомце, господине Большая Шишка, что заварил всю эту кашу. О том, кто свел в этой комнатушке двух незнакомых друг другу людей против их воли. Да-да, у вас обоих достаточно кислый вид, чтобы отрицать это. Под давлением множества неизвестных, ты обращаешься за ответом к портрету на стене за спиной дознавателя. Там в рамку помещена черно-белая фотография молодого широкоплечего мужчины, застенчиво улыбающегося тебе со стены, словно давнему знакомому. Он изображен почти в полный рост, в вечереющем городе, возле светящейся рекламы над входом в какой-то винный погребок. Будто бывшая спортивная знаменитость в момент, когда группа подростков, прослышав, где его можно увидеть своими глазами и взять автограф, не решаясь войти, попросила вышибалу позвать его наверх. Всякий раз, думая о таинственном кукловоде, ты натыкаешься глазами на эту фотографию на стене.

Интуитивно ты понимаешь, что без твоего присутствия в этом кабинете ничто бы не оправдывало своего предназначения. Все здесь сплошная декорация в театре одного актера, и актер этот – ты. В этом тебя лишний раз убеждает чудное устройство, справа от тебя, напоминающее граммофон. Узорчатая труба прибора глотает каждое твое слово, передавая вибрации голоса на скрипучую иглу. Даже твое сопение фиксируется штрихами на пожелтевшем картоне, и ты подозреваешь, что в прибор включена функция детектора лжи.

Твоей пожилой заднице неуютно на привинченном к полу табурете. Но ты вынужден продолжать: – Вот я вам сейчас рассказал о камне, брошенном в воду, а, между тем, фраза это не моя, как и сама мысль. А знаменита она тем, что с нее началась моя сознательная жизнь. Мало кто вот так совершенно отчетливо сможет обозначить границу между своей бессознательной и сознательной жизнью, а я могу и даже помню точную дату этому – пятнадцатого апреля сорок четвертого года. И вот как это получилось. Представьте, что это происходит с вами… Вам всего четыре с половиной года и, стало быть, в вашем сознании пока еще достаточно размытости и не хватает четких контуров. Вы еще не познали свою отдельность от окружающего мира, и поэтому чувствуете себя побратимом всему вокруг, будь то войско оловянных солдатиков, кошка на заборе или косой апрельский дождь. И вот однажды по весне вы оказываетесь у широкого оврага, затопленного водой от растаявшего снега. Вы здесь не впервые и каждый раз заняты одним и тем же: наблюдаете, как старшие мальчишки бороздят водоем на плотах. Вы смотрите на них, но почему-то думаете о рыбах, которых в этой воде нет. Рыбы внутри вас – их там целый аквариум. Все ваши мысли, чувства, все, что успела накопить память, плавно скользит внутри вас, то подплывая к стеклу, то прячась в глубине. Вы их почти что видите. И вдруг одна их них подплыла совсем близко и задержалась дольше других. Мысль – рыба, рыба – чувство. Наверное, все дело в колыхавшейся перед глазами воде, но только этой пучеглазой «рыбой» оказалась фраза о судьбе брошенного камня. Вы где-то слышали ее раньше и только сейчас уловили ее сокровенный смысл. И в ту же секунду все стало вокруг вас непривычно отчетливо и ясно, словно до этого вы смотрели на мир через аквариум. Например, сразу выяснился автор этой фразы – это ваш лучший друг, Мишка Разумовский. Вот он рядом с вами, метает монетками «блинчики». Раз – два – три -четыре… Неровными стежками пятак строчит по поверхности воды, то исчезая, то вновь появляясь. После вашего прозрения вы чувствуете себя этаким вновь прибывшим – не спрашивайте куда, или откуда – я и сам толком не знаю. И был славно, что первым, кто встретил вас, оказался Мишка со своей приветливой улыбкой. Со всем остальным тоже враз стало предельно ясно: вы маленький мальчик, воспитанник детского дома, идет война, и скоро мы побьем «фрицев». Вот это я называю пробуждением, господин дознаватель. И с того случая у воды и началась моя сознательная жизнь

– Отсюда, пожалуйста, поподробней, – подаёт голос Оливковый Агути.

Без этих четырех стен и низенького потолка голос дознавателя разлетелся бы как дым. Без них и тебя было бы здесь не удержать. Даже если в то время ты и не родился, эти стены все равно возводились с мыслью о таких, как ты. Каменщики на стенах стоящейся тюрьмы всегда кажутся предвестниками злого рока. Запахло фаталом. Обладая редкой способностью, находясь внутри здания, вычислять год его вероятной постройки, ты предполагаешь, что строительство велось уже полным ходом, когда ты, совсем ребенок, стоял у грязной воды, а Мишка Разумовский, указывая на «блинчики», говорил тебе: «Если бы на свете были водяные зайцы, то вот так бы они и скакали». Он был старше меня всего на полгода.

– Родителей своих я не помню, – вещаешь ты голосом сказочника. – И верно от того на протяжении всей жизни был склонен к мистицизму, легко брал на веру любую весть о потустороннем. Судите сами, с чего мне быть материалистом, если вначале меня не было, а потом я появился, и никаких посредников своего появления на свет я не знал. Свою фамилию и имя я получил в детдоме. Завхоз Дядечко приложил к этому руку. Это входило в его служебные обязанности, Этот одноногий ветеран финской компании был нам, ребятам, кем-то вроде крестного.