Ирина Солоненко - Извилистая тропа

Неожиданная встреча.

Рано на рассвете Еве всё же подумалось спросить маму о дневнике, но момент оказался неподходящим. Она приготовила рагу, положив в него немного перца и соли, но не рассчитала ингредиенты, что вызвало недовольство матери и крики в её сторону.

– Я не могу это есть! – возмутилась Светлана.

– Мама, ты что, опять встала не с той ноги?

Ева поправила заколку на волосах, выкинула в мусор бутылку из-под спиртного и окинула мать добрым, но непонимающим взглядом.

– Почему ты на меня всё время кричишь?

– Не смей со мной так разговаривать! – Светлана поднялась на ноги, неуверенной шатающейся походкой подошла к шкафу и нашла последнюю заначку – бутылку виски.

– Вот ты где! А я думала, уже не вспомню, куда положила, – говорила она сама с собой, что в последнее время происходило гораздо чаще. Светлана пошатнулась к стене, в зеркале отразилось её некрасивое синюшнее лицо с отёками под глазами.

Да, этот ужасный вид указывал на её возраст, а ей так хотелось повернуть время вспять и снова превратиться в молоденькую девушку, но нет, ей было уже сорок, а по виду можно было дать все шестьдесят.

Её светлые волосы были спутаны, глаза потускнели от горя, тонкая фигура была обтянута зелёным платьем, пальцы трусились. Взяв острый нож, она быстро открыла бутылку и жадными глотками пригубила алкогольный напиток, зацепив при этом озадаченную дочь.

– Не путайся у меня под ногами! Иди лучше, займись огородом!

– Но, мама, сегодня ведь рабочий день, и я должна быть в салоне. И так уже опаздываю!

– А когда зарплата?

– В конце месяца. Как обычно.

– Говорила я тебе, бросай этот парикмахерский салон и найди себе что-то стоящее. Посмотри на меня. Это последняя моя закуска, – взяв в рот кусок вяленого мяса, проговорила Светлана.

– Мама, давай обратимся к специалисту. Тебе помогут. Я поговорю с Алексеем. Он всё-таки разбирается в таких вещах. Есть же какое-то средство против этой зависимости.

– Ты что считаешь, что я больна?! – возмутилась Светлана. Её веки приподнялись, руки всё продолжали труситься, но это не остановило её выпить весь стакан этой жгучей смеси.

– Хоть ты и не хочешь понимать, но это болезнь.

– Яйцо курицу не учит. Поживи с моё, вот тогда посмотришь.

– Мамочка, я же не со зла. Ну, сделай это хотя бы если не для себя, то для меня, если я вообще что-то для тебя значу.

– Конечно. Мать же самая плохая. Разве я виновата, что не могу противостоять боли. Думаешь, от хорошей жизни пью? Тебе восемнадцать, пора бы и позаботиться обо мне. А то пропадаешь постоянно в этом салоне, который приносит гроши!

– Я без профессии. Кто меня возьмёт на другую работу?

– А ты поищи, может быть, кто и заинтересуется.

– Как бы мне хотелось, чтобы всё стало по-прежнему, когда мы сидели все за общим столом. Мне так не хватает папы. За что нам такая кара?

– Да не в каре дело, просто в жизни всё, как бумеранг. Он отнял жизнь у этого человека, стал на тропу убийства, чего я никак не ожидала, а всему виной его самодовольство, желание получить от жизни больше, чем дано ему судьбой. А против своей доли не пойдёшь. Ну, нет у нас фортуны! Не попалась ему богатая наследница с огромным состоянием, а простая деревенская девушка, единственным богатством которой был лишь деревянный домик на краю деревни и красота, которая увяла, как цветок в саду.

– Ты ведь любила отца, правда?

– Ах, дочка, даже не знаю. В жизни есть не только любовь, но ещё ответственность, уважение, привычка, привязанность. Что я чувствовала и ощущала, я не знаю. Да и как мне понять? Твой отец появился, как луч солнца в темноте, вошёл в мою жизнь тогда, когда моя мать умерла, отец воспитывал меня один, а потом женился на другой, оставив меня на произвол судьбы. Его лицо излучало такое довольство; говорил, что никогда так никого не любил, а перед моими глазами были грустные глаза умирающей матери, страдающей от болезни, и мне стало так невыносимо обидно, что один родитель ушёл по принуждению, а другой по своей воле.

В глазах матери была такая боль, будто кто-то пытал её, заставляя сознаться; её веки были приподняты, губы дрожали.

– Вот я и решила выйти замуж за первого встречного, вытеснить при помощи фальшивого счастья свои обиды и боль. В конце концов, я получила фальшивый брак, ненастоящую любовь и презрение таких же фальшивых друзей, которые только и ждали, чем бы уколоть меня, заставить вспоминать о прошлых ошибках. А обвинить меня было не в чем, кроме того, конечно, что я сама заставила себя поверить в то, что влюблена. А самоуничтожение, как говорится, самый большой порок. Поэтому, наверно, я не любила твоего отца, но верила, что со временем это придёт, что и я буду испытывать к нему чувства.

– И ты веришь в его виновность? – спросила Ева, внимая ей, так как за долгое время не слышала от матери откровенности, выражаемой сейчас в каждом её слове.

Она смотрела на её лицо, измождённое этой болью, – в глазах нет огонька, будто хорошего вспомнить действительно нечего. Да и Ева думала, что той совсем незачем её обманывать и придумывать небылицы.

– Наверняка, если бы твоя бабушка не умерла, то я и не вышла бы замуж, дождалась бы своего человека и, разобравшись в своих чувствах, приняла бы правильное решение. Мной овладели разные противоречивые чувства. Нет, твой отец не был плохим человеком. Он был внимательным и хорошим мужем и отцом. Кто знает, можно ли заставить свое сердце полюбить? В его любовь я всегда верила, а вот невиновность должен доказывать суд, а не я. Первое время я даже подумывала, что его не осудят, но, окажись это правдой или неправдой, всё одно на нём всегда будет клеймо убийцы.

Светлана зажмурилась, подойдя к окну и взглянув на широкую дорогу, потом обернулась к Еве и села на диван, всё еще покачиваясь. Говорила ли она так под влиянием спиртного или это были её настоящие чувства, Ева не имела понятия, но что-то подсказывало ей, что невозможно говорить того, чего не чувствуешь на самом деле.

Ева задумалась.

– А вот я не верила и не смогу поверить в его виновность, даже если суд признает его таковым, я не поверю. Справедливость должна восторжествовать. Не должно и не может быть по-другому, – сказала девушка.

– Ах, Ева, моя маленькая Ева! Ты ещё совсем наивна и не видела жизни. Мечтай, моё солнышко, мечтай, пока хватит духу и сил, и даже если твоя мечта не осуществится, не утеряй эту возможность верить в лучшее.

Слова матери были такими бессвязными, похожими на бред, но, всё же, в одном она права: Ева продолжала лелеять надежду о невиновности отца, и что рано или поздно что-то произойдёт, и всё станет на свои места. Светлана подошла к шкафу, достала фото своей матери, и слезы покатились по её щекам. Светловолосая блондинка будто говорила с ней через плотную глянцевую бумагу, протягивала руки к дочери, чтоб хоть как-то её успокоить, но нет, эти воспоминания были слишком сильными, чтобы верить в лучшее; для Светланы, по крайней мере, эта мечта была не осуществима.