Дмитрий Варюшенков - Одиночество вместе

Вадим Александрович, партнер Петра Ивановича, был полон смелых замыслов, рвался, как гончая, продолжать начатое, расширяться, хотел открыть еще один магазин, сеть магазинов. Петр Иванович не чувствовал воодушевления по этому поводу и отказался, несмотря на то что именно он первоначально был инициатором идеи о нескольких магазинах. Более того, он и к этому-то магазину заметно охладел, той радости, что прежде, больше не было.

– Вадик, зачем ты целыми днями сидишь там? – нервно говорил он. – Пойми, что мы открыли магазин не для того, чтобы торчать в нем с утра до вечера, а чтобы освободить время, чтобы он работал на нас.

Вадим Александрович не хотел понимать, и упорно сидел в магазине, как сыч, контролируя рабочий процесс, присматривая за продавцами, а частенько и сам становясь за прилавок, чтобы обслужить иного покупателя. Он не настаивал, чтобы Петр Иванович тоже приезжал и сидел, но совесть заставляла Петра Ивановича вставать с кровати и тащиться в опостылевший магазин. Там он скрывался за директорским столом, маясь в маленькой подсобке, заменявшей кабинет, до потолка забитой товаром, заваривал крепчайший чай и чифирил до самого вечера, надеясь, что эта бурда придаст ему тонуса и избавит от общего упадка сил – точно вот-вот свалишься с гриппом – когда в голове непонятный сумбур, туман, мешающий сконцентрироваться, и будто капля за каплей капает внутри ядовитое вещество, желчью и лихорадкой разливающееся по всему организму. Есть не хотелось, аппетит совершенно пропал. Пища казалась Петру Ивановичу безвкусной, точно промокашка, во рту было не свежо, язык был неприятно сухой и обнесенный беловатым налетом с неприятным тухлым привкусом. Он съедал за день одну-единственную сушку, и ехал домой, чтобы глушить боль водкой. Однажды, подвозя по пути до дома женщину, которая работала у него продавщицей, он в разговоре с ней обмолвился – очень спина стала болеть, нет сил больше терпеть.

Наконец забеспокоилась и Лидия Сергеевна. Она давно уже заподозрила неладное, связанное не просто с охлаждением чувств или общими интересами, но со здоровьем. Если раньше они могли подолгу гулять, ходили в парк, выезжали за город, в лес, то теперь Петр Иванович все реже и реже выходил за порог. Боли в пояснице превращали любую самую короткую прогулку в пытку. Выйдя с женой выгуливать собаку, Петр Иванович тут же, практически не отходя от дома, искал ближайший завалинок, на который усаживался и долго, морщась, сидел, потирая низ спины.

– Ну что, опять не можешь идти? – серьезно, с вызовом в голосе спрашивала Лидия Сергеевна. – Петя! Не пора уже показать спину врачу?

– Да нет, нормально, сейчас пройдет, – спешил оправдаться Петр Иванович, виновато щурясь, но с места так и не вставал. И так и сидел все время, пока Лидия Сергеевна ходила со своим маленьким йорком вдоль дома по аллее. Петр Иванович досадовал, что болезнь так и не удалось скрыть от жены, и теперь она начнет допекать его своими переживаниями. Он просто хотел спокойствия, чтобы его не трогали.

Особенно раздражала ее суета по ночам. Да, Петр Иванович практически перестал спать ночами. Вечером, находясь под действием очередной порции алкоголя, он клевал носом и быстро отключался. Когда же анестезия ослабевала, а это случалось за полночь, как только жизнь вокруг окончательно замирала и цепенела, спина опять начинала ныть. В темноте и глухой тишине, да к тому же на мутную, спросонья голову, боль казалась особенно нестерпимой.

Стараясь не разбудить жену, он некоторое время изнывал и мок, словно моченое яблоко, под жарким одеялом, ворочаясь с боку на бок; потом, с отчаянием понимая, что сна больше не будет, скалясь от злости, тихо вставал и шел в коридор. Он ходил туда-обратно по коридору, включал свет на кухне, шел туда, потом возвращался обратно в коридор, кряхтя и шепча проклятия, потом трещал ручкой уборной. Когда он выходил из уборной, перед ним, точно приведение, возникала из полумрака Лидия Сергеевна. Она не спала, вслушивалась в его брожения, потом подслушивала у туалета его долгие кряхтения и редкое прерывистое журчание.

– Петя, ты еле ходишь в туалет, мне это совсем не нравится!

– Следи лучше за тем, как ты ходишь в туалет, – огрызался измученный бессонницей Петр Иванович.

– Петя… – строго повторяла она. – Как ты себя чувствуешь? Петя, ты слышишь меня?

– Ну что Петя, Петя! Плохо Пете. Настолько плохо, что жаль, что нельзя эвтаназию…

Лидия Сергеевна холодела от таких слов.

Она рассказала обо всем знакомой – врачу.

– Срочно проверяться! – сказала та и не откладывая договорилась о приеме со знакомым урологом. Сначала Петр Иванович изобразил готовность непременно идти, но в последний момент все отменил, сославшись на занятость в магазине. Лидии Сергеевне пришлось объясняться по поводу поведения мужа. Подруга отнеслась с пониманием:

– Если он не хочет идти сам, боится, то пусть сдаст на анализ мочу. Только мочу. Забери в баночку, и сама принеси нам, его не трогай. Мы посмотрим, если ничего страшного нет, то даже и говорить не будем больше о проверках.

Но Петр Иванович никому ничего не сдал.

В магазин он почти перестал ездить, взвалив все дела на плечи Вадима Александровича. Целыми днями он лежал на кровати в спальне или на диване в гостиной, дремля перед телевизором. Так он пытался хоть ненадолго отвоевать крупицы сна, забыться, сбежать от реальности, восстановить силы перед очередной бессонной ночью. Когда же начиналась ночь, Лидия Сергеевна уходила спать одна в гостиную. Но она не спала, а слушала и слушала, как муж бродит по коридору, возвращается в спальню, укладывается; как начинает скрежетать матрац, добротный, ортопедический, принимающий форму тела, скрипящий и визжащий, словно старая пружинная койка под яростно вертящимся Петром Ивановичем. «Пусть мучается, – злилась Лидия Сергеевна. – Не хочет лечиться – пусть мучается! Позорник! Стольких врачей упросила, кандидаты, доктора – никуда не пошел! Люди ждут, хотят помочь… А этот! Ладно, нравится корчиться от боли, пусть корчится! Все, хватит, никого больше не буду упрашивать, ни с кем договариваться, ни перед кем позориться. Даже слова лишнего не произнесу. Хочет так, пусть будет так. Трус, какой же трус!» Шел шестой час утра, а Петр Иванович все бродил и бродил.

В апреле этого года, по рассеянности, причиной которой были все та же боль и постоянный недосып, Петр Иванович попал в крупную аварию на КАДе. Под колесами фуры он похоронил свой «форд», и сам лишь чудом уцелел. Его отвезли в больницу, где просветили голову и шейный отдел позвоночника. В основание черепа нашли небольшую трещину, а в позвоночнике несколько межпозвоночных грыж. Ни то ни другое не представляло смертельной опасности. Лидия Сергеевна настаивала, чтобы Петр Иванович проверил заодно и весь позвоночник, но Петр Иванович решительно воспротивился – за каждый отдел позвоночника просили по сто долларов. Петр Иванович знал цену деньгам, и тратить их на что попало не собирался.