Дмитрий Варюшенков - Одиночество вместе

Он не то чтобы страшился находиться здесь, но было как-то нечистоплотно, словно Петра Ивановича заставили надеть чужую поношенную и пропотевшую майку. Ему было неприятно прикосновение застиранного пододеяльника в ржавых пятнах то ли крови, то ли мочи, ему было неудобно лежать на бугристом матрасе. При первой же возможности нужно сваливать отсюда, решил Петр Иванович, осматриваясь.

Это была старая, крашеная розовой краской палата на четыре места, одно из которых пустовало. Койка Петра Ивановича находилась у окна справа. Было невыносимо душно и жарко.

– Лида, приоткрой, пожалуйста, окно, – хмурясь, попросил жену Петр Иванович.

Лидия Сергеевна, сидевшая тут же рядом на стуле, вскочила и потянулась через тумбочку к одной из деревянных рам огромного окна, ближней к кровати мужа, и приоткрыла ее, хрустнув задвижкой. В освобожденную узкую расщелину ворвался сырой плотный воздух улицы, прорубив спертый больничный воздух.

– Вам не холодно будет? – хрипло осведомился Петр Иванович у соседа, полусидевшего на своей койке по диагонали от койки Петра Ивановича, ближе к двери, толстого, веселого на вид парня лет сорока, с перевязанной головой и пунцовыми фингалами под глазами (еще один спал с другого конца окна, полностью накрывшись одеялом).

– Не, – весело хохотнул толстяк, – открывайте на здоровье, сколько хотите. Надолго к нам? Меня Андрюха зовут, если что.

– Петя, – негромко представился Петр Иванович и дружелюбно улыбнулся.

– С чем прибыли?

– Ноги плохо ходят… Провериться…

– А! А то у нас тут кто с чем. Вон меня как, – Андрюха показал на свои бинты. – Прям в подъезде отколошматили… чуть скальп не сняли. Пластину ставить будут. Теперь лежу, от работы отдыхаю. Целый месяц так буду, – действительно, на его тумбочке громоздились яблоки и виноград, лежали печенье и несколько плиток шоколада, как у курортника в пансионате. Сам Андрюха, одетый по-домашнему в треники и футболку, теребил пульт от телевизора, который стоял на небольшом холодильнике в изножье кровати Петра Ивановича. Андрюха получал видимое удовольствие от пребывания здесь, горланисто здоровался с входящими, охотно вступал в разговор.

«Неплохой мужик», – подумал Петр Иванович. Ему нравились такие работяги из народа, простые и добродушные. Веет от них каким-то могучим моральным здоровьем, что бы ни случилось.

– А вон – Игорь, – показал Андрюха на их общего соседа, накрытого с головой. – Авария. Не пристегнулся… водитель «газели»… и вот результат. Вроде не серьезный удар получился сам по себе, а грудью в руль вошел, и все – переломы ребер, разрыв чего-то там… легкого вроде. Так что пристегивайтесь за рулем, – заключил Андрюха. Видимо, он даже не задумался о том, что Игорь, может, вовсе и не хотел, чтобы о нем рассказывали; впрочем, Игорь спал, ни на что не реагируя. Такие рассказы были неприятны Петру Ивановичу. И без того с самого начала на него сыпались, как тараканы, одни отрицательные впечатления.

Когда он выбирал, в какую больницу ехать, эта показалась ему наилучшим вариантом, даже несмотря на то что находилась в другом конце города. И название у нее было солидное, даже какое-то благородное, дворянское, и фотографии в интернете ему понравились. Сначала он хотел в платную частную клинику, которую последнее время рекламировали на каждом углу, стал туда звонить прямо после ночного происшествия, но ему отказали, выслушав рассказ о том, как он свалился в коридоре: нет подходящих условий для такого случая, нет на месте врачей, не смогут сделать операцию, если потребуется, и прочие отговорки. Струсили. Ладно, хоть сразу же честно признались. А другой вариант – больничку недалеко от дома – забраковал сам Петр Иванович – слышал про нее краем уха когда-то что-то нехорошее. Поэтому оставалась только эта больница, этот многопрофильный стационар, куда его и привезли ранним утром.

Но как только санитары скорой перебросили его из машины на инвалидное кресло, и Лидия Сергеевна завезла его внутрь, в приемную, Петр Иванович пожалел, что не выбрал другую больницу, ту, что ближе к дому. Пока Лидия Сергеевна бегала по регистратурам, оформляя мужа, Петр Иванович вжался головой внутрь капюшона своего спортивного костюма так, что только заостренный нос выглядывал из полумрака этого ненадежного укрытия.

Сутра уже было полно народу. Свалка, суматоха, галдеж, возня, люди с перепуганными вытаращенными глазами пытались пристроить своих, а те с несчастным видом лежали на каталках вдоль стен, сидели, стояли, часто в верхней одежде; чуть поодаль, по стенам стояли каталки, застеленные лежалым постельным бельем, на них лежали и сидели те, кому определили лечиться прямо здесь, без церемоний, в полумраке коридора, – старухи в халатах или помятые мужики, по виду пьющие, может даже бездомные, кто их знает.

Петр Иванович не хотел их всех видеть, не хотел принадлежать к их числу. Воображение рисовало самые мерзкие картины. Ему представлялось, как некоторые из них, корчащиеся от боли, ждущие в общем скопище при въезде, где холодный уличный воздух плохо перемешивается с удушливым, теплым, идущим из глубины, образуя своеобразный коктейль, как эти люди, оставленные и забытые, возможно, умирают здесь, в агонии, при входе, в струях холодно-теплого воздуха.

Ему хотелось немедленно сбежать отсюда. Когда вернулась Лидия Сергеевна, испуганная и взвинченная, как и все здесь, он робко попросил:

– Лида, может, в другое место куда-нибудь? Что-то так народу много, не продохнуть.

– Сиди уж, доездился, – прошипела Лидия Сергеевна.

– А вдруг только в коридоре места? Я в коридоре лежать не стану!

– Никто тебя в коридоре не собирается оставлять. Есть места в палатах. Сейчас туда поедем.

– Только, Лида, пожалуйста, платную, поприличнее… – узнав, что в коридоре его класть не будут, Петр Иванович стал торговаться.

– Да, платную, куда же еще, – хмуро произнесла Лидия Сергеевна.

– Если не платную, то уезжаем!

– Хватит уже! – разозлилась Лидия Сергеевна. – Какая будет. Некогда по городу носиться. Ничего страшного не случится, если и здесь день-другой полежишь, для начала.

Петр Иванович притих. Было очевидно, что виноват во всем происходящем именно он – напортачил, дотянул резину, пока не лопнула.

– Тебя как экстренного взяли, так что сейчас поедем наверх, на седьмой этаж, – сказала Лидия Сергеевна. – Сиди, я схожу постоянный пропуск себе выпишу.

«Господи!– думал Петр Иванович. – Ну почему все так? Почему оказалась именно эта больница? Жуткое место. Даже районные поликлиники более обустроены, чем эта. А понаписали-то: старейшая больница, одна из лучших в городе… когда-то, может, и была, только не теперь. Безусловно – мизерное финансирование, безусловно – повальное воровство! Место, которое должно быть олицетворением чистоты, стерильности, здоровья, выглядит как… (Петр Иванович не смог подобрать сравнение). Каково – при общей подавленности больного человека видеть вдобавок всю эту разруху, неухоженность, эту махровую совдепию! Вот она – в очередной раз, пожалуйста, – сущность русской натуры, когда все сделано спустя рукава, тяп-ляп, без души, без желания, погаже, точно назло тем, кому станется всем этим пользоваться, с желанием унизить и тех, кто пришел сюда за помощью, и тех, которым в этих стенах приходится эту помощь оказывать… Пусть и те и другие знают, кто они есть на самом деле – дерьмо! Сидите и не вякайте, раз приперлись…»