Дмитрий Варюшенков - Одиночество вместе

Заведующая говорила еще о каком-то синдроме конского хвоста, который тоже стал причиной нарушения функций нижних конечностей, но и Петр Иванович, и Лидия Сергеевна, не особо вникая в непонятные подробности, думали уже исключительно об Институте позвоночника, который в одно мгновение засиял перед ними путеводной звездой, следующей целью на пути к выздоровлению, возможно, главной и единственной целью. То место, где они теперь находились, перестало интересовать их, так как было сказано, четко и ясно, что здесь им не помогут. Что ж, пусть скорее проверяют, как умеют, и срочно в Институт позвоночника, лечиться.

Заведующая не задержалась. Изложив суть, она, не расставаясь со своим цветущим видом, ушла.

Развозили обед. Петр Иванович не стал отказываться от угощения. Женщина-раздатчица передала Лидии Сергеевне синюю пластиковую миску, в которой лежала гречка и хлебная котлета; точно такую же миску она поставила на тумбочку Игоря, третью получил Андрюха. Недоверчиво глянув на предложенную еду, Петр Иванович брезгливо отправил в рот пару ложек, после чего отставил потертую миску на край тумбочки и больше к ней не прикасался. Сосед же Андрюха с удовольствием уплетал свою порцию.

Из-под одеяла выглянул Игорь – молодой тощий, иссиня-бледный паренек. Ослабленный, он едва кивнул и через силу улыбнулся Петру Ивановичу и Лидии Сергеевне, видя их в первый раз и желая таким образом приветствовать их (они с готовностью ответили ему тем же), потом с тоской посмотрел на свою миску, и, превозмогая боль, потянулся к ней.

– Да ты бы сказал, я бы тебе подал, – встрепенулся Андрюха, успевший проглотить свой обед, спрыгнул с койки и дал Игорю его миску. – На.

Игорь благодарно кивнул, взял тарелку, и, страдальчески морщась, стал медленно есть. Из-под одеяла у него показалась трубка-катетер, такая же, какая была и у Петра Ивановича, только в бутылку стекала не моча, а кровь.

– Тяжко тебе? – спросил Андрюха, забравшись назад на свою кровать и глянув на окровавленную бутылку, от одного только вида которой становилось не по себе. Игорь кивнул.

– Ничо, выкарабкаешься. Молодой еще, – заверил Андрюха.

Лидия Сергеевна провела у кровати мужа еще два часа. Она то вскакивала со стула и начинала раскладывать по тумбочке немногочисленные, наспех собранные дома вещи Петра Ивановича: кое-что из одежды, его очки для чтения, мобильник, зарядку к нему, салфетки, бутылку воды, – то снова усаживалась и на несколько минут замирала в оцепенении, но, очнувшись от забытья, снова вскакивала и оправляла, подтыкала одеяло Петра Ивановича, поправляла ему подушку, отвязывала от катетера и выносила медленно наполнявшуюся бутылку.

Петр Иванович то и дело дремал, потом пробуждался и лежал молчаливый в задумчивости. На сегодня, видимо, ничего больше не намечалось, и уже определенно точно нужно было оставаться ночевать здесь, в больнице. Петр Иванович чувствовал, что пора бы отпустить жену домой отдохнуть, на нее и так слишком много свалилось, но все оттягивал, будто забывая, да и Лидия Сергеевна не напоминала, не торопилась.

Наконец, поняв, что уже не может не думать об этом, и совесть настоятельно подталкивает его к тому, чтобы сжалиться над женой, он тихо, нехотя, почти испуганно, произнес:

– Лида, езжай домой.

Лидия Сергеевна сделала трагическое лицо, говорящее, что и она думала об этом, ждала, и что тяжелая минута настала.

Петр Иванович постарался принять деловой вид:

– Привези мне завтра, пожалуйста, не забудь, зубную щетку с пастой и подгузники вот такие же (он указал на одеяло). Бритву… гм… Нет, думаю, бритву пока не привози. (Петр Иванович хотел сказать еще, чтобы жена привезла хорошей домашней пищи, но это было лишним, он был абсолютно уверен, что завтра она первым же делом вытащит из сумки каких-нибудь вкусностей.) Что-нибудь почитать, газет, – продолжил он, – обязательно «АиФ» и «Комсомолку». Когда завтра приедешь? – не удержав делового тона, спросил он жалостливо.

– С утра, с самого… рано… – Лидию Сергеевну душили слезы, мешали ей говорить, она еле сдерживала их и прятала глаза, и, чтобы не разрыдаться при всех, начала быстро собираться. Собравшись, она подошла к кровати и взяла мужа за руку. Петр Иванович крепко сжал в своей ладони маленькую жилистую ручку жены и не отпускал, глядя на нее беспомощно, по-детски умоляюще. Лидия Сергеевна нагнулась, быстро и нежно поцеловала мужа, погладив его мягкие волосы, и так же быстро пошла из палаты, молча, потупившись, только лишь кивнув на прощание Андрюхе и Игорю, не посмотрев, увидели ли они ее кивок, ответили на него или нет.

Петр Иванович после ухода жены долго лежал в задумчивости, щурясь в потолок. Какое-то время и его сердце сжимала горечь разлуки, усиленная ощущением насильственной оторванности от дома, от дел, от привычной жизни. Он то жалел себя, то клокотал изнутри, негодовал на возмутительную несправедливость судьбы.

Постепенно он успокоился и погрузился в размышления о том, что же произошло с ним сегодня. Размышляя, он признавал – да, ничего хорошего, да, впереди ждут трудности и большая кропотливая работа по преодолению этих трудностей. Но игра стоила свеч, на кону стояло даже не столько здоровье в общем смысле этого слова (Петр Иванович даже не сомневался, что здоровье его вне опасности), а окончательное завершение эпопеи со спиной, избавление от тех жутких мучений, которым он подвергался в течение этих двух лет. Пусть – временные неудобства, пусть – непредвиденные траты денег, сил и времени, зато потом – новая здоровая жизнь, без боли, без бессонных ночей, с чистого листа, словно новое рождение.

Петра Ивановича переполняла решимость довести дело до конца, настроение его стало приподнятое, боевое. «Все что ни делается, все к лучшему», – думал он с азартом. Не откажи у него ноги, он так бы и мучился, не зная, что с ним, ведь по своей воле в подобную больницу он не пошел бы ни за какие коврижки. Теперь все решилось само собой, процесс был запущен, и как вовремя! И зачем Лида все суетилась, договаривалась, зачем нужно было напрягать, нервничать, форсировать события? Всему свое время, теперь, пожалуйста, хоть облечитесь. Главное, сделать как можно скорее все дела здесь, и – в Институт позвоночника, чтобы к декабрю быть на ногах. В магазине куча дел, к Новому году будет народ, придется попахать.

Начинала сильно побаливать поясница. Петр Иванович знал теперь, что это лишь отголосок, что настоящий враг засел не внизу, а на уровне груди. «Что ж, поболей свои последние деньки, поболей, гнида, скоро тебя уничтожат!» – злорадно прошептал Петр Иванович своей опухоли, заложив руки за голову.

Звонил из Москвы Андрей, Петр Иванович все ему рассказал, просил поддержать мать. Потом Петр Иванович позвонил Вадиму Александровичу, и они долго обстоятельно разговаривали.