Алексей Богомолов - Чиновник категории «Ё». Рассказы

Ворона доклевала своё и пересела на соседнюю ветку. Перемена пейзажа оторвала мысли Петра Ивановича от армейских воспоминаний и вернула к размышлениям более практического характера. А интересно, сколько раз лицо мужского пола за свою жизнь посещает парикмахерскую? Ну, если отбросить первые три года от рождения и с этой поры педантично следить за внешностью, то один раз в два месяца стричься нужно. Кто-то делает это чаще, другие вообще предпочитают длинные волосы и ровняют их редко. Но если исходить из шести раз в год, то получается, что к своим пятидесяти восьми… Скобочкин достал смартфон и открыл окошко калькулятора… К пятидесяти восьми годам он посетил парикмахера 330 раз. Так, а теперь умножаем на пятьсот рублей… Результирующая цифра впечатлила. Сто шестьдесят пять тысяч!!! Ого! А если, к примеру, стричься за триста рублей? Получилось девяносто девять тысяч. Разница показалась существенной. Понятно, что в детстве услуга стоила сорок копеек, но остались позади и девальвация, и деноминация, и инфляция…

А ещё вспомнилось, что где-то с начала девяностых, усаживая клиента в кресло, мастера спрашивали: «Вам «по-простому» или «модельную?» Именно с того времени он на долгие годы определил свой стиль и отвечал, что там, где сзади и на висках – чтобы уходило в «ноль», ну, а то, что сверху – слегка подкорректировать. К сожалению, в последнее время то, чему ранее было позволено вольно кудрявиться на макушке, порядком поистрепалось.

В начале двухтысячных Москву оккупировали парикмахеры. Не было, наверное, ни единого дома, на первом этаже которого бы не разместился салон красоты или парикмахерская. Они были повсюду. Но, при кажущемся обилии предложения, воспользоваться услугой стало не проще, а порой и сложнее. Несколько раз, когда он заходил в подобные заведения, Скобочкина встречали отказом. Высокомерные администраторши интересовались, записан ли он предварительно? И, несмотря на пустующие кресла и скучающих от безделья мастеров, приходилось пристыженно ретироваться.

Когда же, наконец, страна встала с колен и гордо напрягла ягодицы, выяснилось, что городу более не нужны салоны красоты. Вернее, если и нужны, то не в таком количестве. И заведения стали одно за другим закрываться из-за отсутствия платежеспособного спроса. Видимо таким образом было решено укреплять семьи. Теперь мужья помогали женам красить волосы в домашних условиях, а те, в свою очередь, обзаведясь машинкой с насадками, кромсали любимых, всякий раз мысленно подсчитывая, успеет ли окупиться инструмент до того времени, как перестанет работать ввиду недоброкачественности деталей.

Вместе с тем появились дешевые парикмахерские. Осанистых девушек, окончивших профильные колледжи, заменили среднеазиатские пареньки. Работали последние споро и умело. Скобочкин про себя называл их «штукатурами». Они особо не заискивали перед клиентом, пользовали по большей части машинку, а ножницы и расческу – редко. Что такое филировка, видимо, и не знали. Да и зачем Петру Ивановичу всякие изыски, если с кудрявостью у него – не очень? Бывало, однако, порою, брезгливо. Особенно, когда, вместо того, чтобы воспользоваться пушистой кистью, обрезки волос с него смахивали куском серо-грязного поролона. Или, когда, прочищая машинку, мастер дул на механическую часть, не жалея слюны.

Именно в такое заведение, находившееся на достаточно дальнем от дома расстоянии, Петр Иванович и направился. Он справедливо полагал, что жена вряд ли определит, сколько стоит стрижка, а сэкономленные двести пятьдесят рублей можно будет всегда использовать на какие-нибудь тихие радости.

От метро ещё надо пройти минут десять пешком. Вот и нужное здание. По узкой лестнице он поднялся на второй этаж. Прямо на входе в заведение, громкоголосый словоохотливый пенсионер обстоятельно объяснял администратору, что в кресло мастера он сел без пяти одиннадцать, а до этого времени объявлена скидка в пятьдесят рублей, поэтому более двухсот он платить не намерен. Та уныло смотрела на часы, показывавшие десять минут двенадцатого, но с клиентом соглашалась.

Единственный мастер Ашот усердно трудился над крупным мужиком с тугим загривком. Придется подождать. Однако, освободился женский мастер. У нее дама на передержке в процессе окраски в уголок отсела. Пауза образовалась. И Скобочкина пригласили в кресло.

Даже не так. Администратор попросила проследовать в нужном направлении. Петр Иванович остановился у вешалки, чтобы повесить куртку и шарф, когда услышал сзади:

– Мужчина, что мы там копаемся? Проходим в кресло.

«Хрена́ себе начало», – пронеслось в голове. Он обернулся и уткнулся в высокую дородную тетку старшей возрастной категории. Рабочих мест было два и оба пустые.

– Куда прикажете? – он старался придать голосу учтивости, чтобы как-то нивелировать недружелюбный прием.

– Что непонятного? Сюда садитесь, – так было указано место предстоящей процедуры, – Как стричься будем? – парикмахерша уже накинула на него клеенчатое покрывало и обмотала вокруг шеи белую эластичную повязку.

– Ну, – как обычно начал Скобочкин, – сзади и на висках «уходим на «нет», а сверху немного подравниваем…

– Мужчина, – строго перебила его мастер, – Вы, что, в первый раз стричься пришли? – в углу дама, что с окрашиванием, угодливо подхихикнула, – я спрашиваю, Вас как? «Бокс», «полубокс», «канадка»?

В глазах у Петра Ивановича потемнело. Как она смеет так разговаривать? Отчего такой хамский тон? Давно он не испытывал подобного унижения. Да, было, было уже такое. Когда лет десять тому назад он зашёл в небольшое кафе при каком-то рынке и заказал у стойки чашку кофе. Когда напиток подали, к нему подошла, пьяненькая, несмотря на раннее время, местная достопримечательность:

– Ну, что, горяченького захотелось? – дама говорила громко и вызывающе, явно провоцируя скандал.

– Могу я спокойно, за свои деньги, чашку кофе выпить? – незлобиво огрызнулся Скобочкин.

– Вы поглядите на него! – радостно завизжала навязчивая собеседница, более обращаясь к аудитории, – А ты, чо хотел? Чобы те здесь бесплатно наливали?

Она и ещё много чего говорила, пока Петр Иванович допивал напиток, уже не вслушиваясь и не придавая смысла услышанному. В ушах гудело. И что поразило, когда он развернулся и пошел от стойки к выходу – в зале за столиками сидело человек двадцать, среди них два охранника. И все они улыбались, радуясь развлечению. Вот она национальная скрепа, русская забава и потеха…

Скобочкин сорвал с шеи эластичную белую повязку, скинул клеенчатую накидку, встал с кресла, подошёл к вешалке, взял шарф, куртку и вышел в коридор. Уже оттуда, остановившись и стараясь справиться с разыгравшимися чувствами, услышал, что на вопрос администратора, что произошло, парикмахерша со спокойной насмешкой ответила, что не поняли друг друга, после чего принялась звонить по-сотовому, а Петр Иванович слушал: