Саша Соколов - МАМА

Вот он, меня осенило, Лысьва, – это что связанное с лысым, лысеть. Я испуганно прохлюпал, Лысьва. Мама облегченно вздохнула, посмотрела на меня. И крепко обняла. Прости меня – Сашуль, я тебя очень люблю.

За что мне было прощать Маму я не очень понимал, но любил ее по прежнему сильно.

Она у меня самая лучшая.

Приятно иногда погрузиться в воспоминания. Они как лакмусовая бумажка твоего состояния сейчас, и каждый раз ты смотришь на них глазами другого человека, с разной жизненной позицией и отягощенную дополнительным опытом. Не всегда полезным и нужным. Но есть такие воспоминания которые показывают твою сущность и твой стержень и когда в них проваливаешься ничего не меняется, ты переживаешь их ровно так же без малейшего изменения эмоционального фона.

Например, со мной живёт непроходящее воспоминание о том, как я потерял чужую игрушку в детском саду.

Детский сад. Группа со светлыми стенами покрашенная никакой краской, словно безучастные глаза детей затерли ее ластиком, шкафчики, как тогда казалось большие, в них можно было целиком залезть. Игрушки, пластиковые куклы, деревянные кубики на полках и в ящиках. Я и еще один ребенок, не помню как он выглядел, и часто даже пол в воспоминаниях этого ребенка меняется Иногда это мальчик, иногда девочка. С нами моя Мама, она была воспитателем и ждала когда заберут последнего ребенка. За окном мела метель, и уже стемнело. Я играл с пистолетом. Вот он передо мной всегда один тот же. Черный, железный, тяжелый револьвер, с тугим курком, и деревянными накладками на рукоятке, от пистолета пахло порохом почти как от настоящего, но стрелял пистонами. Я такой иногда встречаю в настоящих магазинах с оружием. Собираясь домой мама одела меня завернула в теплый, колючий шарф, когда вспоминаю отчетливо чувствую как он кололся. В руках у меня остался пистолет. Мама заметила его и сказала чтобы я оставил. Эту игрушку забыл какой то мальчик. Я выпросил взять пистолет на вечер домой, а завтра принесем обратно. Мама согласилась.

Сибирская зима, морозная, снежная и сухая с радостью приняла нас в свои объятия, кусаясь за открытые части тела, сейчас шарф уже не так кололся и спасал от студёного воздуха. Мы зашли в магазин с большими стеклянными витринами, мама купила продукты, мне доверили нести хлеб. Он был теплым и пахучим. Нести его одной рукой мне было не удобно рука не растопыривалась на его ширину. А в другой у меня был пистолет. Тогда я прижал хлеб к груди вместе с пистолетом, и обхватил их двумя руками. Я шел домой счастливый и это счастье было с запахом хлеба, со скрипом белого искрящегося от света фонарей снега, с прокатанными до зеркального состояния замершим лужами, которые я тоже не пропускал и весело скользил по ним с разбегу. С Маминым задорным смехом. Уже дома раздеваясь и открепляя от себя буханку хлеба, я с ужасом понял что потерял пистолет. Это чувство, что тогда, что сейчас вспоминается одинаково четко, но еще ярче вспоминается мамина реакция. Я готовился заплакать, губы дрожали, глаза наполнялись слезами, от состояния счастья до полного разочарования прошел ровно миг Мама обняла меня. Я сопел носом втягивая слезы, обиду и разочарование. Вместе с тем и мамин запах, это был наипрекраснейший аромат, от него пахло уверенностью, любовью и цветами. Я тогда подумал откуда зимой цветы. И для меня это было чудо. Равно как и сейчас, каждый раз обнимая Маму чувствую уверенность любовь и по настоящему летнее тепло в любую погоду.

Мама мне в тот миг стала жизненно необходима, мне до смерти стало нужно её видеть, обнять, быть с нею… Вот что я помню… Но помню я это не как покинутость и неразрывную связь ребёнка с родителями в её отсутствие, а как непостижимую любовь ко всему, что мне дорого сейчас… К родителям, семье, дому, Родине, жизни… В моём этом воспоминании я тот человек, который пишет эти строки, а не маленький мальчик.

Необъяснимая живая ясность таких воспоминаний сшивает время, делает прожитые годы и десятилетия не то что короткими или быстротечными, а попросту несуществующими. Эти воспоминания, дающие непостижимое ощущение неразрывности с детством, юностью, с тем, что случилось недавно или буквально вчера. В них я – один и тот же человек, с неизменной душой и чувством жизни…

А ещё, именно из-за таких воспоминаний мы так часто видим и осознаём прожитую жизнь как необычайно короткую, а время стремительно летящим.

Вечером в курортном городке Широкая балка, на берегу черного моря делать не чего. Эх зачем мы с Мамой сюда приехали. Думал, я, чем нам море здесь, лучше чем в Новороссийске, но там у меня полный двор друзей, мы играем днями напролет. А здесь, каждый день одно и то же, завтрак, море, обед, море, ужин, спать. Уже море не в радость, а самое главное, как закончится отпуск, мы уедем сразу домой в Сибирь. И я так и не повидаюсь со своими друзьями со двора в Новороссийске, Кареном-, Андрюхой, Ваней, Крысой- не знаю его имени, все зовут его крысой и он откликается. С ними всегда весело и задорно, мы играем в московские прятки по всему двору. Двор вообще был целым миром с центром газовой будкой. Она вся исписана, оставить на ней надпись священная обязанность каждого мальчишки во дворе, есть там и моя подпись. Когда я царапал гвоздем штукатурку, предполагал зачиниться на этом месте надписью-здесь был Саша, но меня прогнали бабушки с соседнего подъезда уже на слове Здесь, оно так и осталось одиноко висеть между других посланий будки. И стало мне нравится больше чем законченное предложение. В нем была загадка и таинственность, очень хотелось узнать, что здесь. И всегда можно было додумать. Особенно хорошо надпись было видно с раскидистого тутового дерева. Когда заберешься на верхние ветки, и тогда казалось, что это как указатель секретного места, вот оно именно здесь центр мира, и начало начал. Об эту будку мы чеканили мяч, отсчитывали считалки перед прятками, бежали дотрагиваясь вперед ведущего, и громко кричали туки туки за себя. Незаметно для всех стали тукаться и вводить именно у моего слова здесь. Вокруг будки была асфальтированная площадка, в 3 метрах стояло тутовое дерево, ягоды редко успевали созреть, детвора обрывала их заранее. Но с верхних веток доставать было сложно и они все таки вызревали и падали на вытоптанную землю под деревьями, оставляя темно фиолетовые пятна. С краю двора рос раскидистый дуб, под ним стоял стол, где взрослые играли в домино или карты, там часто сидел и мой дедушка, мне всегда было интересно посмотреть за игрой, но малышню всегда прогнали, как я догадывался, из за того что взрослые ругались матом и курили во время игры., за дубом, был резкий спуск, и палисадники перед домом, в палисадниках жители первых этажей, выпрашивали цветы. За домом была запретная территория, бабушка и мама не разрешали выходить со двора, но именно из за этого туда тянуло гораздо сильнее, а еще там росли абрикосовые деревья, и какое то дерево с шипами, из этих шипов можно было делать, очень крутые наконечники для стрел. А еще шла наземная теплотрасса, в ней была очень ценная, металлическая оббивка, из которой получалась, отличная броня или щиты, под оббивкой шла стекловата, она была колючая и от нее чесались руки, но если ее запалить она горела ярко, дымилась густым черным дымом и звонко трещала. Можно было устроить хорошую дымовую завесу.