Виктория Левина - Отражения

Эх, тётя Соня! Хоть бы на миг сейчас попасть мне за тот стол…

А на кирпичном заводе, где работал папа, назревали интересные события. Янчик умудрился построить за счёт производства целую улицу для рабочих. Аккуратные домики с аккуратными палисадниками выросли на пустыре за городом. Семьи, которые вселились в эти сказочные домики, боготворили папку и надумали назвать улицу его именем.

Что тут началось! Комиссии, расследования, попытки «сшить дело» следовали друг за другом. Всё это давно кануло в Лету, но я до сих пор помню, как исказилось папкино лицо. Да, мой дорогой! За добро надо отвечать! Инициатива наказуема…

Семья очень переживала, хотя ни для кого не было секретом, что папа ни разу не «взял и гвоздя» от государства без оплаты с квитанцией. Прошёл в своё время школу сталинских застенков! Короче, ничего криминального не изыскали. Только пожурили:

– Думай в следующий раз крепко, прежде чем улицы для рабочих строить! Что же это будет, если каждый тут начнёт…

Но директорствовать на кирпичном заводе у папки настроение пропало. А тут, очень кстати, подоспело приглашение перейти на должность заместителя директора местной табачной фабрики, считавшейся гордостью городской промышленности. Недолго думая, мой Янчик собрал своих сослуживцев и перебрался всем кагалом на новое место работы.

Почему «всем кагалом»? Поясню. Папа давно занимался реабилитацией трудных подростков и попавших в тюрьму по молодости и глупости юношей. Когда такие парни с трудной судьбой оказывались на свободе, у них почти не было шансов найти приличную должность. Папа брал их на работу, присматривался, устраивал им жильё в общежитии, сидел на их свадьбах «посаженным отцом»… Сколько таких «названых» братьев разбросано у меня по белому свету!

Когда пришло время оставить кирпичный завод, все сотрудники, не рассуждая, ушли вслед за папкой на новое место, а в нашем доме появилось «общежитие» для ещё не устроенных бывших «зэков». Мама их боялась, а я нет. Большинство парней старались исправиться. Конечно, случалось, и обворовывали, но это были единичные случаи.

– Соня, Ася, Сима, Лиза! – звал дядя Женя, приглашая к огромному накрытому в саду столу своих домочадцев.

– Вика, Маша, Валерка, пацаны! – звал папка свою команду.

И все усаживались за стол, заставленный вкуснейшей стряпнёй, а там, глядишь, скрипнула калитка – гости на пороге… А вот и утка в яблоках в центре стола по соседству с холодцом, салатами, колбасами и прочей отменной снедью. А вот и первые крупные украинские звёзды на быстро темнеющем небе. А там и до песен недалеко…

Перед самым началом учебного года меня вместе с Наташей родители отослали в пионерский лагерь, в последнюю смену.

– Немного дисциплины тебе не помешает! – категорично изрёк папа и хулигански подмигнул мне. Сам же рассказывал мне о своём «бурном» детстве!

В лагере мы были в самом младшем отряде и поначалу чувствовали себя не совсем комфортно среди других учеников первых классов (мы-то идентифицировали себя с народом постарше!). В нашем отряде отдыхали в основном дети из близлежащих сёл, потому что лагерь был богатый, «колхозный», содержавшийся на совхозные деньги. Сельские детишки уступали городским в образовании и в «градусе самомнения», но к концу смены все сравнялись в неистощимом стремлении сорвать «тихий час» и обмазать мордашки товарищей зубной пастой, в тайной слежке за романтическими привязанностями ребят постарше и в попытках пробраться на танцы для «взрослых» отрядов.

Я, как всегда, участвовала в самодеятельности: что-то читала со сцены, что-то пела. Голос у меня тогда был таким низким, что я бы определила его как «детский бас». Я басила так невыносимо громко и самозабвенно, что бедным слушателям, находящимся поблизости, приходилось затыкать уши! А мне непременно нужно было петь – я изводила всех своим басовитым воем!

Скорее всего, саму себя я не слышала, иначе поставила бы под сомнение свою принадлежность к певческому сословию. Дома, во время родительских песнопений, голос мой хорошо вписывался в привычные репертуарные номера, и меня похваливали. Но когда я рвалась исполнять сама тягучие хиты тех лет со сцены, полагаю, это было невыносимо! Тем не менее, концертная бригада лагерных чтецов, вокалистов и танцоров ездила по окрестным сёлам с концертами, скрашивая себе достаточно унылую и однообразную лагерную жизнь. Естественно, я была среди этих лихих путешественников-гастролёров.

Моя Наташа, при всей своей скромности и замкнутости, опять умудрилась влюбиться. На этот раз её выбор пал на нашего старшего пионервожатого Женьку. А я с преданностью верного Санчо Панса собирала для неё количество знаков внимания, взглядов и слов с его стороны… Женька, скорее всего, нас вообще не замечал. Он был влюблён в старшую сестру Наташи Люду, которая, будучи уже студенткой первого курса пединститута, работала в том же лагере.

надрывалась радиола на летней танцплощадке. Мы, «салажата», пытались вытанцовывать на сцене, пока нас не прогоняли спать, и с завистью смотрели на «старших», краснеющих от приглашений и робких касаний во время танца.

Ах, это предчувствие любви! Ах, эти первые биения сердца! Но как там папка сказал? «Ты калека. Любовь не для тебя. Тебе только учёба!» А жаль…

Так что идти в школу не хотелось. А хотелось мечтать о взрослой жизни и вздыхать по поводу объекта своих увлечений, которого, увы, не было даже на горизонте… Эх, жизнь моя жестянка!

Первое сентября настало неотвратимо. Тело, подросшее за лето и поздоровевшее от плавания и велосипедных кроссов лучше, чем от ненавистных лечебных массажей и грязевых обёртываний, с трудом втиснулось в форму, сшитую мамой ещё в начале каникул. Из-под коротенькой юбочки клёш торчали непропорционально длинные ноги, одна заметно короче и тоньше другой… Мальчишеская стрижка с непослушными вихрами как нельзя лучше подходила хозяйке всего этого роскошества!

– Возьми букет, я только что нарезала в саду! – кричала мне вслед мама.

Я неохотно вернулась. Ох уж мне эти букеты для нелюбимой учительницы!

В классе произошли перемены. Появились новые интересные ученики. Помню девочку Женю – очень милую, спокойную, воспитанную. У неё была мама-писательница, которая опубликовала книжку о девочке Жене. Как это тогда меня поразило: живая, настоящая писательница и её героиня – вот они, рядом! Маму Жени приглашали в школу на открытые уроки, и я с восторгом и благоговением внимала рассказу писательницы о том, как она долгой полярной ночью (папа Жени нёс службу на Крайнем Севере) создавала своё произведение о дочери.