Александр Лапин - Книга живых

Место судилища было достаточно просторным и удобным. В противоположной от входа стороне имелось небольшое возвышение, на котором стоял огромный стол, а за ним – черное кресло с высоченной спинкой. На стене за креслом алым пятном висел герб. Двуглавый орел с коронами и распущенными когтями.

«Хищная птица, – подумал Казаков, – такой не попадайся».

Все остальное в зале было попроще. Стены желтоватого теплого цвета. На полу ламинат под паркет. Массивная мебель – судя по всему, белорусского производства.

Справа от судейского стола стояла металлическая клетка. Внутри нее – скамья подсудимых. Клетка, прочная, сваренная из арматуры и покрашенная в черный цвет, выглядела пугающе. И как-то абсолютно дико.

Рядом с клеткой два массивных коричневых стола – для адвокатов.

Посреди зала, как дуля, торчала деревянная полутрибуна. Место, откуда свидетели оглашают свои показания.

В самом зале – несколько деревянных скамеек для зрителей.

В общем, все прилично и казенно-функционально. Никаких тебе изысков и модерна.

Хотя новшества были. Везде стояли микрофоны, и, судя по всему, шла видеозапись.

«А вот это хорошо! – отметил он про себя. – В старые времена секретарь вел протокол и мог что-то изменить в показаниях, что-то пропустить. Теперь фальсифицировать труднее».

Осмотревшись, отец Анатолий увидел в зале знакомое лицо. Это был Григорий Пантелеевич – старенький гид-смотритель из музея станицы Новосоветской.

Он быстро прошел к нему. Поздоровался. И спросил разрешения присесть рядышком.

Народ подтягивался.

Смотритель шепотом называл отцу Анатолию имена и степень участия в деле входящих людей:

– Это сват генерала Водолазова. Он от обвинения.

– Это свидетель от потерпевших. Видел драку.

– Это теща!

Тут в зал в сопровождении то ли будущей, то ли уже настоящей свекрови вошла виновница всего этого дела – Дарья.

Отец Анатолий опытным взглядом определил по ее округлившемуся животу, что «плод любви несчастной», судя по всему, зреет успешно. А в остальном Дарья была все той же девой, юной и цветущей. Только не улыбающейся, как тогда, когда он впервые встретил их с Романом в придорожном кафе.

Зал заполнялся. И по тому, как люди рассаживались на левой или правой половине, можно было понять, от кого они.

Из судейских первым пришел прокурор. Статный, видный добрый молодец в синем форменном мундире с блестящими пуговицами. На его интеллигентном с бородкой лице хорошо смотрелись большие очки в золотой оправе. Белые холеные руки держали тоненькую папочку и айпад.

Он неторопливо, по-хозяйски устроился на своем месте, поправил галстук и принялся за чтение бумаг.

«Вполне себе современный прокурор! Интересно, на какой машине он приехал?» – подумал отец Анатолий. Но не успел додумать эту ценную мысль, как увидел, что сбоку в стене открылась дверь, и в проеме показался толстенный мент. Он оглядел помещение и, судя по всему, удовлетворенный осмотром, буркнул куда-то:

– Заводи!

И в дверях появился похудевший, остриженный налысо Роман, в наручниках и клетчатой рубашке.

Конвоир, сняв с него наручники, запустил его в клетку.

Казаков посмотрел на это действо и с горечью подумал: «Еще никто не знает – виноват человек, не виноват, а его уже в клетку. Как какого-нибудь закоренелого врага рода человеческого! Злая все-таки система, тупая. Как-никак, двадцать первый век, а у нас…» – он не нашел подходящего слова и переключил внимание на другую дверь. Потому что молодая женщина-секретарь произнесла буднично и устало:

– Прошу встать! Суд идет!

Вошел суд. Под словом «суд» скрывался молодой, розовощекий мужчина в щегольской черной, похожей на рясу, судейской мантии со стоячим воротом и белым подворотничком. От него, прямо как с рекламного плаката, веяло здоровьем и благополучием.

Казакову невольно подумалось: «Это уже какое-то новое поколение. Наверняка из чьих-то родственников. Сейчас, говорят, в милиции, суде, адвокатуре полно сынков и внучков, которые тепло пристроились под крылышком у пап-генералов!» Но думай не думай, а вставать в знак уважения к суду приходится.

Дальше все тоже шло по накатанной.

Судья объявил судебное заседание открытым и сообщил, что рассматривается дело по обвинению Ефремова Романа Михайловича по статье…

Из чего Казаков понял, что Романа обвиняют в нанесении тяжких телесных повреждений.

Затем секретарь суда объявила о явке участников и свидетелей и разъяснила народу порядок обращения к судье. Из чего отец Анатолий понял, что к судье теперь обращаются не «гражданин» и не «товарищ», а «Ваша честь»!

Весь ход этого судебного заседания чем-то напоминал Казакову театральный спектакль, в котором привычную надоевшую роль играют уставшие актеры.

Это они, зрители, могут волноваться, переживать, строить догадки. А актерам все давно известно: у кого какая роль, чей сейчас выход и какой текст надо произнести.

Вот вступил в мизансцену пухлощекий голубоглазый судья в черной хламиде:

– Подсудимый, встаньте!

Роман встал в клетке во весь свой немаленький рост. Судья заскороговорил:

– Ваши фамилия, имя, отчество? Русским языком владеете? Образование? Адрес прописки? Семейное положение? Ранее судимы?

Роман отвечал четко. Может, только на вопрос о семейном положении на секунду задумывается.

Дальше пухлогубый розовощекий судья объяснил ему права.

– Вам вручена копия обвинительного заключения? Когда? Вы знаете, в чем вас обвиняют? Вы вправе давать показания! Представлять данные… Заявлять отводы… Участвовать… Знакомиться с протоколами…

И дальше скороговоркой:

– У вас, подсудимый, отводы будут? Ходатайства будут?

Заминка в быстро несущейся судебной процедуре наступает только на секунду, когда защитник потерпевшего – длинный, носатый, по-женски широкий в бедрах и узковатый в плечах – просит суд рассмотреть дело в отсутствие потерпевшего.

Судья приостанавливает словесный бег на секунду. И постановляет: рассмотреть уголовное дело в отсутствие потерпевшего, который до сих пор все еще находится на лечении после полученной черепно-мозговой травмы.

– Понятное дело! – шепчет Анатолию сосед. – Если Николая, убийцу, сейчас сюда притащить, то будет такой скандал, такая свара! Романа судят за нанесение. А тот, убийца, на свободе. Лечится! Вот они и крутят, как хотят. Романа осудят. А там, глядишь, они и найдут ход, чтобы тот остался на свободе, – дед хотел еще что-то добавить, но в эту минуту судья предложил свидетелям покинуть зал и дожидаться допроса в коридоре.

Свидетели покинули зал и устроились в коридоре.

И о ходе процесса отец Анатолий мог теперь судить только по обрывкам фраз, доносящихся из зала.