Николай Болотов - ПАРАДОКСЫ интеллектуального чтива. Книга шестая. Девять эссе – «Все про все»!

© Николай Болотов, 2021

ISBN 978-5-0053-7735-7 (т. 6)

ISBN 978-5-0053-1423-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На старости лет вспоминается нечто, вреде бы и не столь уж важное, что бывало по молодости……Оно, быть может, и не вспомнилось вовсе, если бы про стераемость впечатлений не напомнил случайно найденный, давно позабытый дневник 55 – летней давности.

Почитал оный и опечалился своей лености, про то, что хорошую привычку вести дневник, я утратил весьма быстро в повседневной житейской обыденности.

А между тем это была весьма неспецифичная для коренного городского жителя «обыденность».

Она состояла в осознанной (не по нынешним временам) замене обустроенного городского быта на заведомое отсутствие такового (что мягко сказано) в специфической обыденности экспедиционной жизни.

Так что это эссе, по большей части, о романтике полевого сезона лесоустроительной партии, в которой городской обыватель 6—8 месяцев в году учится не только существовать в лесной глухомани, но и становиться её малой частью, ощущая генетическое с ней родство.

Правда, романтика состоит не в самой работе лесоустроителя. Эта работа стереотипна. Каждый квартал леса и каждый его выдел (участок) описывается (оценивается) по определенной методике (форме). Моя тогдашняя специальность называлась инженер-таксатор. То есть тот, кто устанавливает лесную «таксу», а такса – (от лат. taxare – оценивать). По большому счету это полевые и камеральные работы по приведению наших бескрайних лесов в известность и организации в них планомерного лесного хозяйства.

Но как говорит наша таксаторская поговорка:

«Работа – что медведь, из лесу не уйдет». Поэтому вся производственная суть этой лесной профессии состоит в том, что в ней надо много-много передвигаться, много больше, чем даже профессиональному спортсмену. Почти ежедневно за световой день по 45—50 км, и не беговой дорожке или по тропинкам и даже не по звериным тропам, а чаще всего напрямик через иногда непролазные заросли, бурелом или, дай бог, горельник. Но хуже всего это кавказские заросли азалии, через которые продраться труднее, чем вброд по вязкому болоту по пояс в воде. Я даже приучил себя к ходьбе носками ступней внутрь. Во всяком случае, ни разу за 15 лет такой жизни ноги не повернул, в отличие от наших боевиков, в которых почти каждый «доблестный спецназовец», стоит ему пробежаться по лесу, обязательно ногу подвернёт. Это я к тому, что сейчас набирает силу наш внутренний туризм по бескрайним прекрасным и диким местам нашей Родины.

Но если вы ходите «вразвалочку» (пятки вместе – носки врозь), вам следует начать такие тренировки, иначе зацепитесь не только за кочку, но и за бугор, и попадете больницу, но не сразу. Скорой помощи в тайге у нас нет!

Так что все далее – это про моё мироощущение движения по природе…..

И я несколько не сожалею, что моя молодость была потрачена на сознательное уединение с таёжными и прочими, не столь уж дикими, но бескрайними лесами от Приморской тайги до Восточной Пруссии (нашей Калининградской области). Весь этот отрезок моей жизни я провел в длительных (по полгода) лесоустроительных и других экспедициях в проектном или научном исследовании (обследовании) состояния наших лесов.

И я бы сказал сейчас – их самочувствия.

Самочувствия, которое неизбежно перетекает и в тебя, когда ты один на один с его величеством – девственным лесом. И ты хочешь – не хочешь, даже выполняя рутинную работу, весь световой день, бродя по глухоманным дебрям, когда за весь сезон никто тебе из Homo sapiens на пути не встретился, исключая твоих же собратьев по партии (прошу не путать таксаторскую партию ни с какой другой) ……Начинаешь существовать по законам их психологии, которые никак нельзя описать.

Да и понять невозможно.

Возможно только сосуществовать вместе с ними. Это не просто научиться жить в бескрайнем фитоценозе (биоценозе), как говорят биологи, и тем более, уметь выживать в экстремальных условиях, как это тренируется в спецназе, это – ощущать себя его частью.

И такое ощущение приходит к тебе в момент первой же одиночной ночевки у теплоблаженного костра на берегу быстро журчащей речки, всю ночь говорливо передающей твоему сознанию некие свои тайны, которые постичь никак не удается, кроме того, что они на самом деле есть….

И самое главное, что это самосознание не есть осознание действительности. Оно в некоторой степени схоже с сомнамбулизмом. Только это не болезненное расстройство парасомнического спектра, как определяет это медицина (приступы лунатизма с нарушением пробуждения), наоборот – некое погружение в тайну лесного сна наяву.

Ты погружаешься в лесные шорохи его жизни и стараешься следовать им в меру собственного их понимания. Но как у сомнамбулы, у тебя остается то «расстройство», что ты оного в это время не замечаешь. И понять всё это возможно по случаю и много позже, избавившись от природного «лесовекового навождения» в обычной городской жизни.

Для меня таким случаем стала случайная находка экспедиционных записей более чем 50-летней давности. Мне тогда было 20 лет с небольшим, и теперь я ничего подобного не стал бы описывать. Но тогда, по окончании Воронежского ЛТИ, я попал в удивительную Приморскую дальневосточную тайгу, прекрасно описанную В. К. Арсеньевым в его документальных романах «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала».

И более того, ни куда-нибудь в случайную точку, а точь в точь, в то самое место, которое мечтал увидеть.

Вот как тут не вспомнить про Провидение!…..

Именно в то место, где когда-то стояла знаменитая на всю округу фанза китайца с удивительным по тем временам для таежных обитателей обстоятельством – со стеклянным окном, вместо обычного слюдяного!?

Отчего даже речку эту со временем назвали «Стеклянухой».

Так что быль и небыль существовали тогда во мне вместе, не мешая друг другу.

Ну, а поскольку мне теперь далеко за 60, то я подозреваю, что современному дошлому городскому читателю вся выше описанная преамбула единоличного лицезрения «лесного духа» может показаться наигранной. Он уж точно знает, что в советские времена, согласно нормам производственной безопасности, никто не мог бродить по тайге в одиночку.

Поэтому могу признаться, что заведомо корыстно нарушал эти нормы (благо проконтролировать было некому) по той банальной причине, что функции рабочего, который мне как инженеру-таксатору лесоустроительной партии полагался в качестве сопровождающего, я выполнял.

К примеру, при необходимости уточнения хода роста насаждения, валка и раскряжевка модельного дерева; исправление недоделок технического характера по нанесении в натуре квартальной сети; помощь (мне любимому) в организации ночлега вне табора (места основной стоянки) и прочие «мелочи». А причитающуюся рабочему зарплату я бессовестно присваивал.