Олег Беликов - От Я до А

Мороженое в моей жизни, как лакомство, до сих пор занимает значительное место, а уж в детские годы это и вовсе был культ, которому мы все без исключения истово поклонялись. До тех самых пор, пока на рынках и в ларьках в изобилии не появились турецкие жвачки. Разнообразие вкусов и видов мороженого, как всегда, нам обеспечивала мама. Из московского довольствия нам достаточно жирно перепадало всяких прочих «эскимо», «лакомок» и еще какой-то штуки на палочке в желтой глазури.

Однажды, купив в гастрономе продуктов по маминым спискам, мы с Кисой на сдачу приобрели мороженое, по три вафельных стаканчика с чудесным сливочным наполнителем.

– Давай жрать наперегонки, – предложил я. И, не дожидаясь ответа, тут же вгрызся в первую свою жертву. Мы принялись усердно лизать, сосать и грызть холодное содержимое лакомства, закусывая тестом стаканчика. В итоге, благодаря опыту, победил я, Киса же безнадежно отстал и вообще не смог доесть третью порцию. Я по-дружески ему помог, с удовольствием погрузив в свою пасть ее содержимое. В результате соцсоревнования этот слабак простыл, и некоторое время мучился горлом. Мне же было хоть бы хны. А хоть бы хны мне было потому, что батя время от времени покупал нам с братом мороженое целыми коробками. В которых, если не ошибаюсь, было по 39 штук. Так что опыт поедания мороженого в больших количествах у меня имелся изрядный. Купив однажды такую коробку, отец, уезжая на работу, сказал нам:

– Ешьте только после еды.

А мы его уплетали и до еды, и вместо еды, и, конечно же, после. В итоге коробка исчезла почти моментально. В общем, после такой подготовки, какая у меня была, Киса вряд ли мог надеяться на победу в этом состязании.

Единственным ребенком, который бы смог мне составить конкуренцию в этом виде программы, был мой двоюродный брат Леха.

Леха

Леха был сыном брата моего отца – дяди Гены, а жили они все в Орджоникидзевском районе, на Гайве. Он был неумеренно шустрым и бесподобно ушлым пацаном. Меня постоянно восхищали его придумки, уловки и хитрости, на которые Лехан был падок прямо-таки с воздушной легкостью. Именно от него я узнал, что огрызки от яблок и фантики от конфет можно не выбрасывать в мусорное ведро, а преспокойно засунуть за батарею или зашвырнуть на шифоньер. Его мозг был неистощим на изобретение всяких изощренных шалостей, которыми он щедро со мной делился. Причем я, как мог участвовать в этих шалостях, так и становиться их намеренной жертвой. Но на Леху нельзя было обижаться, ибо он проделывал все свои шуточки настолько филигранно и незлобиво, что за них ни сколько не хотелось въехать кулаком в его наглую глумящуюся физиономию. Как-то его мама, тетя Нина, попросила Леху помочь по дому, мотивируя тем, что иначе он останется без своего обычного поощрения. Он тут же беззаботно отказался коротким:

– А! Наплевать!

Тетя Нина моментально вскипела:

– Тогда и на тебя наплевать!

– Ничего, я вытрусь полотенцем, – и тут не сплоховал Алексей. Он был старше меня всего на три месяца, но в детстве я воспринимал его как полноценного старшего брата, и мы с ним разыгрывали роли ведущего и ведомого во всех проделках.

Леха вместе с родным младшим братом Сашкой болтались между общагой, выделенной дяде Гене от автобазы, на которой он работал, и домом деда на Шоферском в переулке под веселым названием 2-й Звонкий. По выходным этот дом превращался в арену веселого алкогольного пира, шабаш, в котором участвовали дядя Гена, его шурин и старший брат тети Нины – дядя Коля и мой отец. Все эти посиделки сопровождались буйным шумом, смехом, обязательной баней, бесконечным потоком алкогольных напитков и грудами простой, но вкусной и сытной еды. Мы с Лехой принимали во всей этой вакханалии непосредственное и деятельное участие за исключением того, что не употребляли алкоголь. Мы практиковались в армреслинге с изрядно захмелевшими отцами, дядьками и соседями, горланили с мамками и тетками застольные песни, постоянно мешались у всех под ногами, обжирались сладким, бессовестно клянчили у родителей деньги «на лимонад» и делали еще много всякого хорошего и не очень. Зимой мы могли съезжать по скату заснеженной крыши дома на такую же поросшую сугробами крышу гаража, летом играть в прятки с мелкими – Серым и Саней, нещадно их обманывая и поколачивая, если они не соглашались с итогами очередного кона игры.

Как-то так повелось, что в первые годы своих жизней мы с Лехой часто путешествовали вместе к родственникам отца и дядьки. На первом году нас увезли на лето вместе с мамами на Кубань к бабушке Жене – матери бати и дяди Гены, поближе к солнцу и климату более благоприятному, нежели уральский. Леха к тому времени уже начал ходить, а я ползал по траве на бабушкином дворе и подбирал опавшую шелковицу, которая чернилами раскрашивала мне ручонки и пухлую мордочку. Сама Баба Женя и встречала нас на вокзале, будто могучий ледокол вспарывая толпу с криками:

– Нина! Дуся! Где вы?!

Бабушка просто не знала в каком вагоне мы ехали. Восторга и шума прибавилось в разы, когда она наконец нас отыскала. Она тут же деятельно организовала погрузку нашего многочисленного скарба в нанятую машину, и мы покатили в светлое кубанской огородное будущее.

Мама с тетей Ниной дикими глазами вечного фруктово-ягодного дефицита смотрели на южное изобилие. Баба Женя перед приездом внуков натаскала с бахчи во двор целую гору арбузов и, усадив всех за стол прямо на улице, приносила по арбузу, взрезывала его, пробовала кусочек и, со словами:

– Не сахарный! – либо – не сочный! – швыряла его назад через плечо на усладу свиньям. Обалдевшие от увиденного, снохи схрумкали бы и эти «не сахарную» и «не сочную» ягоды до зеленых корок, а то и заодно с ними. Вместе с нами туда приехала и трехлетняя Лена, моя двоюродная сестра, дочь тети Нади, маминой сестры. Она к тому времени была уже довольно сознательной и самостоятельной гражданкой, и ей предоставили право самой ходить в туалет. Чем она, естественно и занималась, но для удобства делала все дела прямо на дорожке у порога дома. По утрам бабуля непременно вступала в говно и разорялась:

– Мать-перемать! Лена! Ну, сходи ты вон туда, в травку, не на дорожку!

На что сестренка ей отвечала:

– Я не могу, мне трава жопу щекочет.

Где-то в середине лета приехали в отпуск и сыновья бабы Жени – Гриша и Гена, «братья Дуровы», как она их однажды прозвала. Батька с дядькой немедленно принялись кутить и пьянствовать, ну а что, ведь дело-то молодое было, а в головах носился вольный ветер безмятежности. Стояла жара, и мы с Лехой гоняли в чем мать родила. Он в таком виде и уснул рядом с дядей Геной, который в хмельном сне подсунул ладонь сыну под задницу, придерживая, чтобы тот не упал с кровати. А Леха взял и благополучно насрал ему в эту ладошку. Говорят, дядька долго матерился, когда проснулся, отмывая засохшее до корочки дерьмо.