Егор Ковальчук - Книга, которая пишет меня

Следующим утром мы прощались, Отец Рафаил не говорил мне напутствующих слов, лишь так же тихо спокойно сказал: « Приедешь и второй, и третий раз ».

Ферма

23—26 декабря 2013, граница между Грузией и Россией

За семь километров до границы с Россией, я увидел огни, к ним и направился, уже скоро намеревалось темнеть и мне требовалось где-то расположиться на ночлег, я искал безопасное место. Близ вагончика ходили свиньи, коровы, лаяли собаки, на шум вышел пожилой мужчина, я поздоровался и попросился отогреться, после холодного спуска с Крестового перевала, а спустя тридцать минут спросил могу ли здесь расположиться на ночлег. На что он так по-доброму улыбнулся и сказал: «Да, конечно, живи хоть неделю, хоть месяц».

Здешнее хозяйство принадлежит монастырю, что в нескольких километрах от этого места, живут там молодые монахи тридцати лет и послушники, заявившие о желание стать монахами. Монахи, как сказал дядя Ваджо, так зовут человека, который меня встретил, именуются чёрными, давшие обет безбрачия и полностью посвятившие себя Богу.

Здесь, на ферме, дядя Ваджо самый старший, но он не послушник и не монах, но также живет и трудится с Богом в сердце, как мне показалось. Когда-то он имел огромное хозяйство скота, но всегда с его скотоводством были проблемы, то желание заработать больше денег, то крайнее расточительство, и не было, как он сказал чего-то важного, в итоге он продал свой скот и устроился работать на монастырскую ферму. Служитель не благословил ему отправиться работать в монашескую общину, так что он занял пост трудового рабочего, если можно так выразиться, чтоб никого не обидеть.

Он говорит, что сейчас всё наладилось в его жизни, и, самое главное, в душе. Тут ему и зарплату платят, сейчас уже 500 лари, что равняется 10.000 рублей, он отправляет их сразу семье в Тбилиси. Ещё своей семье он помогает продуктами и говорит, что этих денег хватает за глаза.

Давид, юноша лет двадцати пяти, здесь он в роли послушника по своей и Божьей воле хочет вступить в ряды монахов, для этого нужно пройти путь послушания, на котором за ним пристально смотрят другие монахи и определяют степень готовности вступить в ряды монашествующих. Дядя Ваджо, говорит, что монахи часто спрашивают о поведении Давида, а сам он его описал как очень горячего кавказского парня. Рассказал также о монастыре, который расположен у границы с Россией, где живут монахи без каких-то рангов и градации, без иерархии и статуса, где каждый выполняет то, в чем силен без подсказок, а если ошибется, то никто не поставит это в упрек. Самое сильное замечание, которое можно тут получить – это емкий взгляд, как говорит дядя Ваджо.

На ферме работа начинается до рассвета – нужно подоить двадцать две коровы, накормить их и отправить на пастбище, после чего начинается процесс сыроварения. Каждая корова приносит по десять литров молока, на мой вопрос, сколько же времени требуется, что бы выдоить всех коров, отвечают, что около двух часов.

Дядя Ваджо, здесь единственный кто говорит по-русски, мне он рассказывает о своей семье, о здешнем быте и все то, что меня интересует. Дома он не был девять месяцев и, с его слов, главное, чтобы дома было все хорошо, связь с родными через телефон. Моя связь с родными в этом плане сильно отстает, ведь я не использую телефон, но для связи с домом использую такой метод – записываю аудио сообщения на диктофон, после чего раз в несколько дней с помощью компьютерного клуба отправляю аудио письма родным.

Вечером я вникал в основы сыроварения. Как ученик, я впитывал все тонкости и кое-что записывал в свой дневник. Молоко после дойки имеет температуру тридцать семь градусов, и если оно остывает, его нужно довести именно до такой температуры, после чего в большую емкость добавляется несколько крышечек ускоряющей сыворотки, спустя час в пятидесятилитровой емкости молоко сворачивается. Размешивая его руками, дядя Ваджо похож на художника, также его движения замедленны и плавны, а весь процесс напоминает мне искусство. Затем всё процеживается с помощью марли и укладывается в формы, лишняя влага просачивается через отверстия, так что к утру сыр получается готовым. Для долгого хранения его закладывают в емкости с солевым раствором. Когда мы варим сыр, дядя Ваджо, наполняет мне большую емкость свежим еще парным сыром, а потом мы варим кофе по интересному рецепту – кипятим кружку со свежим молоком, куда добавляем ложку кофе и сахар.

Здесь на ферме я провел несколько дней, на ночь я оставался в вагончике, а дядя Ваджо и Давид ночевали в другом вагончике, по утру еще в темноте с наступлением холода я затапливал печь и начинал писать свой дневник, в тарелке всегда лежал свежий, еще не соленый сыр, и тем сохранивший все натуральные вкусы. Утром мы отправлялись на дойку коров, после чего варили сыр, за эти два дня чуть-чуть я познакомился и с другими монахами, которые приезжали с монастыря, они были чуть старше меня, всего на несколько лет, но казались настоящими воинами. Их сильный взгляд меня поражал, они мне показались совсем иными монахами, без дорогих крестов, облачений. Заштопанные рясы, выцветшие на солнце и обветшавшие за время, да черные четки на запястье – вот и все богатство, которое я увидел.

Грузия произвела на меня тихое впечатление, я почувствовал, среди всего мира, тишину и прикоснулся к какому-то иному миру, именно в тот момент в 24 года в 2013 году, я дал себе обещание, что если и приму христианство, конечно, на тот момент я ни в коем случаем не собирался этого делать, но предложил, что если это случится, то крестит меня отец Рафаил здесь в Грузии.

Тогда мне стоило, еще многие понять вопросы и найти ответы, которые так меня волновали в религии, в личности Христа и в своем намерении примкнуть к религиозной ветви и к тому же для чего мне это?!

Грузия не раскрыла мне ответы, кто такой Иисус, что такое Причастие и Троица, но изменила кардинально отношение к православному христианству. Осознание того, что я ничего не знаю о нем, позволило медленно начать изучать его, по крупицам, аккуратно и, конечно же, не вникая в полемики, догматику и богословские разговоры.

На этом пути много сомнений, в который раз меня пытались крестить, обратить в буддисты, сделать кришнаитом. Но, конечно, без моей воли этого всего не случилось.

Чаще всего, как ни странно, меня пытались окрестить православные, поэтому я понимаю как никогда тех, кого от веры оттолкнули свои же единоверцы. Меня это не отталкивало, но наоборот, помогало уклониться от поверхностного суждения и увидеть, что находиться в глубине. Там, в тишине мне и открылся другой мир, и, конечно, там без пышный слов, без агитации – Он.