Герман Садулаев - Земля-воздух-небо

Хер его знает, где и зачем нам понадобится огнемёт, но огнемёт у нас есть, систему я называть не буду, обещал же; погуглите, сами найдёте. В расчёте огнемёта тоже два бойца. Первый Титан. Он работал на автозаправке. Ну, знаете, когда вы приезжаете заправлять свою тачку, подходит чувак и вставляет вам шланг. Как будто вы сами не можете шланг вставить. Но вы должны ему сказать спасибо и дать мелочь, а лучше бумажку. Хорошо было, когда ходили десятирублёвые банкноты, а теперь приходится платить пятьдесят, чтобы не позориться с монетами. Это денежная реформа, её пролоббировали заправщики, я знаю. На заправках часто работают смазливые педерасты, но наш Титан – мощный старик. Как его занесло на эту молодёжную вакансию, я не знаю. Видно, совсем по жизни был неудачник. В паре с ним Пропан. Просто для рифмы. Обыкновенный корявый мужичок. Даже не знаю, чем он на гражданке занимался.

Гранатомётчиков у нас двое, и у каждого по расписанию свой маленький гранатомёт. Ха-ха. Гуглите, гуглите. Один Вепрь, он просто придурок. Другой, наоборот, какой-то интеллигент. Был учителем истории в школе, и позывной у него Гораций. Да, я знаю, что Гораций был не историк. Или историк? По мнению Барса, Гораций – хороший позывной для интеллигента. А с мнением Барса спорить нельзя. Может поменять позывные и назвать тебя Пидаром, а Пидара – Горацием. Или Савонаролой. И есть ещё снайпер типа со снайперской винтовкой, ну в идеале. Его позывной Бритни. Потому что хоть у одного мужика должен быть женский позывной. Чтобы всем было весело. А Барс, когда был молодым, очень часто онанировал на Бритни Спирс. И в каждой партии убоинки он одного счастливчика называет Бритни. Говорит, что пару Бритней он уже похоронил, а одному Бритни оторвало руку и пол-лица, но, наверное, звездит – пугает. Наш Бритни ничем на певицу не похож, кроме разве того, что низкорослый. Он был контрактником в Чечне, имеет хороший боевой опыт. А мелкость телосложения для снайпера – преимущество; легче маскироваться. У меня на вооружении автомат. Я же командир. Но это по штатке. Оружия у нас пока что никакого нет. Сказали, выдадут на месте.

Вот наш рейс снижается. В иллюминатор видна она, Сирия, и какая-то суета на аэродроме. Если нас сейчас не подобьют каким-нибудь «Стингером», то я продолжу уже на земле.

Сначала всё было хорошо. Так хорошо, что, казалось, это не может быть правдой. Мы благополучно приземлились. Нас посчитали, сверили, записали. Отобрали все личные документы и выдали взамен временные удостоверения – ID. Это были маленькие карточки, запаянные в твёрдый пластик, с так себе фотографиями, сделанными вебкой сразу же по прилёте, на одной стороне был английский текст, на другой – арабский. Арабским никто из нас не владел, из английской версии мы могли узнать, что нам присвоены вымышленные имена, и все мы граждане Украины, Беларуси, Казахстана, иногда Грузии или Армении (всё это для того, чтобы при печальных обстоятельствах гибели или пленения наши дипломаты могли сказать, что граждан России там нет). Мы приписывались к каким-то компаниям, имевшим в своих названиях слова OIL, INVESTMENT, ENGENEERING, а должности у нас – что-то вроде обходчиков путей, картографов, водителей, экспедиторов, иногда охранников. Важными и реальными сведениями были группа крови и персональный код, а также код подразделения. Группа крови нужна была, в случае если понадобится хирургическое вмешательство или иное лечение. А по кодам те, кому было положено, могли восстановить твоё настоящее имя и шифр отряда, в котором ты служил. Айдишки имели в себе дырку, сквозь которую просовывался шнурок. Полагалось носить её при себе всегда и везде. Наши друзья-сирийцы приучены были оказывать предъявителям айдишек всяческое содействие. Американцы и прочие «союзники» должны были относиться нейтрально. Ну а к врагам лучше не попадать даже в качестве трупа. В основном айдишки были рассчитаны именно на то, чтобы идентифицировать трупы. Это как медальоны или жетоны у настоящих солдат. Мы просунули шнурки в дырки, скрепили края шнурков замочками или карабинчиками, тут уже кому какой попался шнурок, и надели свои амулеты на шеи. Шнурки, кстати, были не только чёрные. Некоторым достались синие или зелёные. Мы долго спорили: какой из шнурков хуже? Чёрный – это типа смерть, траур. Синий тоже не лучше, синий шнурок на горле, как странгуляционная борозда. А зелёный – цвет исламистов. Если кто-то увидел бы на нас зелёный шнурок, мог бы посчитать, что мы террористы, и замочить нас. Некоторые говорили, что всё это без разницы, потому что носить на себе айдишку само по себе плохая примета. Другие отвечали, что нет, наоборот, выходить без айдишки даже поссать – вот это плохая примета. И одни рассказывали, разумеется, правдивую историю, о том, как один прапорщик, ветеран всех горячих точек, никогда не носил на себе айдишку и пули его словно бы «не видели», а в свой последний поход он зачем-то нацепил на себя пластик со шнурком, так сразу его «увидели» и щёлкнули снайперы вооружённой оппозиции. Потому что именно айдишка делает тебя видимым для духов местной войны и они сразу, как только ты нацепишь на себя этот пластик-мишень, начинают на тебя охоту. А другие рассказывали, конечно, не менее правдивую историю, как один бывалый вояка никогда не расставался с айдишкой, но вот однажды ему приспичило по-маленькому или даже по-большому, а замочек расстегнулся и айдишка упала. В другой раз он бы сначала починил шнурок или хотя бы засунул пластик в карман, но тут уж очень ему хотелось отлить или отложить, а карманов не было, потому что вояка был в одних трусах, ну он и побежал в туалет так, без айдишки. И не успел добежать – мина свалилась ему прямо на голову, его разорвало в клочья, так что мы теперь никогда не узнаем, хотел он поссать или посрать. А первые на это отвечали, что если в клочья, то и айдишку бы в клочья разорвало, так что никакой с неё в этом смысле пользы, и откуда мы вообще знаем, что он был без айдишки и что это всё было так? А вторые говорили, мол, знаем, потому что ведь его айдишка осталась в палатке с порванным шнурком. А первые мрачно замечали, что в таком случае всё это было затеяно самой айдишкой: сама-то она уцелела, а своего человека отправила на верную смерть. Я тоже поучаствовал в разговоре, сказав, что слышал от знающих людей: перед смертью своего человека айдишка становится сероватой и перестаёт пропускать свет. И все стали тщательно рассматривать свои айдишки на предмет цвета и прозрачности. Кто-то добавил, что ещё, так бывает, на айдишке проступают багровые пятна вроде крови. И это к ранению. Но ему, кажется, никто не поверил. Несмотря на споры, все нацепили шнурки с айдишками на шеи и запрятали пластиковые жетоны под майки. На моей карточке было написано, что я из Georgia, а звать меня Jacob. Похоже, что я стал грузином. Ведь едва ли имелось в виду, что я из штата Джорджия, США.