Е. Е. - Жил-был стол… Совсем другие истории

Зачем я звонил ей вчера?! Это что же получается… семь лет назад я уехал… с облегчением… ни разу не усомнился… но… всё время думал?! О чём? О чём?!… О том… что виноват?!… Анна, Анна… зачем ты разрешила мне вчера приехать? Зачем прикасалась руками… нежно… заботливо, хоть и говорила безразличные слова? Зачем написала сегодня? Зачем мы встретились восемь лет назад?

Теперь мне предстоит выкарабкиваться и из этой истории. Как он там говорил – у тебя и корова? И рубашка? И ещё что-нибудь случится…

Хорошо, хоть с Ольгой помирился. Ну, видимо, помирился. Хотя – лучше бы с Марией. А вообще, это бред какой-то. Безумие. Выбирать из двух близких людей, с кем лучше поссориться?! Это нормально?! А так получается у тебя… Всё не как у людей… Ольга всё поняла – не первый раз. А вот Мария…

Я не знаю, я правда не знаю, представить себе не могу, о чём она думала и как ей было?!… Она просто ушла. Помню, я позвал её.

«Мария! Пойдем! Я опаздываю!» Позвал раз, другой. Вышел в коридор. Заглянул в её комнату. А её не было… Чертова рубашка!!! Далась она мне?! Столько крика! Ну Ольга тоже хороша… знает ведь, что это моя счастливая рубашка! В ней всегда – на приговор. Дело слушается подолгу, но в день приговора я – в ней. Такое вот суеверие. Примета… Их было несколько в моей жизни. Например, если у меня два пути, в прямом смысле слова – две дороги, всегда надо идти туда, куда был первый порыв! Иногда даже останавливаюсь, чтобы вспомнить – а куда толкало-то?! Всегда это знал и следовал этому правилу, иначе что-нибудь да случится не то… В институте, в день сдачи экзамена – ничего не делать. Кровать не убирать, посуду не мыть, мусор не выкидывать, в магазин не ходить. Нужно сосредоточиться только на себе… умываться, приводить себя в порядок… и поменьше разговоров и смеха. В общем, как у Высоцкого – «он четок, собран, напряжен…». А в адвокатские годы появилась вот эта «счастливая» рубашка. Я купил её в магазине Hugo Boss, вот тогда же, с первого большого гонорара. Решил, что могу себе это позволить. И уже когда купил, вдруг заметил – а денег-то меньше не стало!.. Да, и через пару дней выступал в суде. И как-то всё удачно прошло. С тех пор много, очень много чего купил и смог себе позволить, но та рубашка осталась любимой… и счастливой. В ней – всегда на приговор. Иногда я задумывался, что будет, когда она износится?! Не придумал. Но пошел на хитрость – сразу после процесса старался её снять. Это позволяло стирать её раза в два реже… А вчера оказалось, что она не поглажена. А ведь просил же с вечера! Что ей стоило?! Чем эту чикагскую окружную больницу смотреть?! А хоть бы и с ней вместе?! И утром – полетело!!!

Конечно, я мог бы остановиться. Надо было остановиться! Ольга же говорила. Соглашалась, что неправа. Предлагала погладить. И успела бы! Да ладно, что там – себе-то я могу признаться… вся эта моя истерика… это же я просто срывал раздражение, что не готов!!! На неё, что ли, собирался свалить проигрыш?! И вот мусолил, мусолил эту рубашку, её отношение к моей просьбе, маленькой просьбе… и всё на разные лады… почему не погладила, да почему не погладила?! Наплевать на всё? На простую, маленькую просьбу?! Мне, что ли, самому гладить?! Может, ещё и готовить?! А ещё что?! А ты чем будешь заниматься?!… В общем… она сорвалась… шарахнула тарелку об пол!

– Дура, что ли? Совсем психопатка?! – но я как-то сразу остыл. – Лечись тогда.

– Да пошёл ты! Убирайся!

Я развернулся и позвал Марию. Проводить её в школу. Тут я уже всё, что мог, сделал… Проводил, называется…

Это было первый раз. Нет, конечно, случались дни, когда я её не провожал. Но это редко – если заседания назначали на девять. Тогда это делала Ольга. А так – всегда я. С первого класса. На второй день я же и повёл. Вот уже третий год. До школы нам десять минут. Дворами. Только в одном месте перейти дорогу, но там так редко ездят – она ведет в тупик. И мне всегда эти утренние прогулки очень нравились. Вечерами ведь как раз не всегда удавалось поболтать: то я устал, то поздно вернулся. А тут мы вдвоем. Я держу её за руку. За маленькую такую, маленькую горячую ладошку. Даже зимой – она снимала варежку, и в моей ладони ей было теплее. И мы разговаривали. Она рассказывала мне о классе. Своём, параллельном. О каких-то историях. В её представлениях – почти детективных. О каких-то новых подружках. О том, как со старшеклассницами играли в «вышибалу». Как на уроке оригами что-то там невозможное сделал кто-то… Всё это потихоньку менялось. Она же взрослела. Я просто физически ощущал это. И по ладошке. И по тому, как однажды не дала мне свой рюкзачок и с тех пор носила его сама. Ведь ещё год, ну два! – и перестанет давать мне руку. Сперва – когда переходим дорогу. Потом – возле школы, чтобы никто не видел, что папа её «до сих пор за ручку водит»… Потом, наверное, совсем. Я ценил эту её ладошку в своей руке…

А уже подходя к школе, она отдалялась от меня – с кем-то здоровалась, махала рукой, догоняла сама или её догоняли, и вот они уже отстали, идут где-то в стороне, о чём-то шепчутся… Девчонки… У ворот я её целовал и говорил: «Хорошего дня, любимый ребенок. Ты – самая чудесная девочка на свете». «А ты – самый чудесный папочка». Она тянулась ко мне, привставала на цыпочки и убегала…

А сейчас её не было. Она ушла в школу. Одна. Первый раз. Вот так вот. И я почувствовал, что теперь всё будет по-другому. Я, конечно, буду провожать её в школу… ещё год-другой… может, больше… Но теперь всё чаще она будет ходить сама. Она стала чуть взрослее. И взрослее она стала чуть раньше… И виноват в этом только я.

Я написал ей: «Где ты?». «Ушла в школу». «Почему одна?» «Ни навижу, кагда вы кричити друг на друшку».

Как же она это всё ощущала, если ушла? Если так написала?! И написала-то – кричите… во множественном числе… не первый раз… Мне было дурно.

Я вспомнил, как иногда ругались мои родители. Иногда по несколько дней были в ссоре. Не разговаривали. Или кричали непрерывно. И как страшно было, когда закрывались в комнате, «чтобы поговорить». И тихо было. Только отдельные слова. Иногда я подслушивал. И как-то прозвучало… «развод». Это было вечером. Всю ночь я не спал. Плакал. Меня трясло. Мои родители разводятся. Как же теперь всё будет?! А утром я сидел за завтраком. Не хотелось есть. А мама всё требовала. Я съел кусок рогалика с маслом… и меня вырвало… прямо там… за столом. Так мне было плохо. Я лежал на кровати, дрожал и плакал. Рыдал просто. А родители, перепуганные, склонялись надо мной. Трогали лоб, спрашивали, что я ел вчера. Не ударялся ли головой? А я рыдал и рыдал, уже совсем в истерике. А потом закричал: «Вы разводитесь! Я жить не хочу!». И мама опустилась рядом. Целовала меня, плакала. «Ну что ты? Дорогой мой мальчик?! Ну?! Ну взрослые иногда говорят так, когда ссорятся. Это же просто так». А отец стоял рядом – то ли испуганный, то ли растерянный. А может, счастливый, что со мной всё в порядке?! И я засыпал. Я видел, как они уходили вместе, и засыпал успокоенный и счастливый… Но я всю жизнь помнил это… Просто позже выработался иммунитет… А вчера, услышав, как мы ругаемся, ушла моя дочка. Ушла. Целый день была со своими мыслями. С этими криками и разбитой тарелкой. И пониманием, что всё, мир рухнул, родители не любят друг друга, кричит мама, орёт отец, бьётся посуда… И когда она вернётся домой… может, кого-то уже там не будет? Никогда?!