Lena Swann - Искушение Флориана. Маленькие романы

– Майка, завтра же иди в посольство и проси убежища… я не хочу, чтобы тебе сломали жизнь…

Но Майка решила сделать по-своему.

На следующий же день, когда начались уже массовые аресты, Майка вдруг пропала из дому, оставив матери загадочную записку.

Нет, нет, уже с этого момента вспоминать было совсем невозможно: не только из-за заново жалящих кожу ос ужаса, но еще и из-за органической чуждости унизительного жанра детектива, в который ее, Елизавету Марковну, заставили вляпаться, – вдруг превратив дорогого ей человека в главную политического триллера героиню…

Через два дня, состоявших в основном из визгов дуры Ирины по телефону («Это Вы виноваты! Вы ее настраивали против властей, со своими белогвардейскими книжонками!»), Майка весело и задорно проклюнулась в Уотсаппе:

– Маркуша, ни за что не угадаешь, где я! В Украине! Меня старший брат Макса ночью перевез в ящике в нише под сидением в своем минивэне… Я же маленькая – свернулась там как улитка! Уф, думала: задохнусь!

И началось сплошное безумие: Елизавета Марковна бросилась в Украину, прилетела в Киев, – но, на паспортном контроле, во въезде ей, по загадочной причине, было отказано, и из Киева ее обратно в Париж выслали на том же самолете, на котором она прилетела.

Майка весело, хоть и испуганно, нырнула в полный нелегал, переезжала где-то там, за страшными, вновь заскрежетавшими и зависшими железными кулисами, с квартиры на квартиру, выходила на связь редко и коротко, в Уотсаппах и Телеграммах с чьих-то мобильных, так что вообще невозможно было представить, какие у нее планы, и любезно предупреждала, что и вообще может пропасть из эфира – поскольку это «небезопасно для тех, кто ее принимает», а «хохляцкие власти, если найдут, – обязательно депортируют». Елизавета Марковна судорожно трясла старого знакомого, культурного атташе Французского посольства, требуя выговорить какой-то для Майки коридор, как бы ее из Украины безопасно вывезти во Францию… Политкорректные иезуиты просили подождать…

А в начале осени произошло что-то странное: какая-то незаметная изменившаяся интонация начала проскальзывать в разговорах Майки… И как-то эта едва заметная смена настроений загадочным образом совпала с краткими и лихими приездами в Украину к ней из Москвы одного из тех людей, с которыми Майкина университетская компания познакомилась еще на давнишнем протестном митинге на Сахарова, – некоего Бориса, которого Елизавета Марковна никогда не видела, и даже имени-то которого никогда прежде от Майки не слыхивала, но о котором Майка упоминала теперь тоже с какой-то немного странной интонацией, с какими-то мимолётными смешками. Борис приехал раз, приехал два, а потом приехал и забрал Майку с собой в Москву обратно, – и из мутных, с неохотцей, объяснений Майки уже потом Елизавете Марковне с изумлением удалось створожить лишь тот факт, что Борис «с кем-то в Москве из знакомых договорился» и что ему «предоставили» насчет Майки какие-то «гарантии». И в октябре Майка как ни в чем не бывало вернулась в университет, ходила на лекции, досдавала летние экзамены… И уголовное дело, против Майки заведенное, куда-то испарилось. Елизавете Марковне, однако, было передано, со ссылкой на того же Бориса, что ей приезжать в Москву по-прежнему не безопасно – «но это только пока, и всё это вопрос времени…», «но, видимо, вопрос, все-таки, долгого времени». Бедный греческий профессор был озадачен и недоволен просьбой о выселении из квартирки у парка Monceau…

Непонятно, всё это было как-то непонятно и туманно. Борис, несмотря на то, что Майки был старше всего на три-четыре года, кажется, был человеком денежным – и Майку пристроил тут же (дальше шло страшное слово-урод) «креативить» вечерами в какую-то рекламную фирму. Истеричка Ирина, с которой Елизавета Марковна попыталась раз осторожно заговорить, визжала, чтобы Елизавета Марковна «оставила Майку в покое», что у Майки «всё наконец-то наладилось», и чтобы Елизавета Марковна «не смела» к Майке лезть больше ни с какими «вредными» разговорами. И несмотря на всю туманность и странность этой истории, Елизавета Марковна почти даже обрадовалась, когда Майка, съехав от матери, поселилась вместе с Борисом в съемную квартиру – и сразу же взяла к себе жить Зою от прежней Елизаветы-Марковниной соседки из Брюсова.

Вой Зои в компьютере – и какая-то трагически невыносимая болтовня Майки о бытовухе… Какие-то сценарии для рекламных роликов… Билборды… Брандмауэры… Шустрые слоганы с замаскированной аллитерацией. И еще более невыносимый бытовой тон, которым Майка теперь говорила обо всех важных вещах: Максима посадили на три года – «но ничего, скоро скостят, небось, срок, – он же вежливый мальчик»… А когда, уже в конце следующего года, в Украине омоновцы жестоко избили мирных безоружных студентов-демонстрантов на площади Независимости, а недобитые, добиваемые «беркутовцами» семнадцати-девятнадцатилетние дети нашли убежище только в растворившем для них двери древнем Михайловском монастыре (а перед разъяренными преследователями-«беркутовцами» монахи тут же эти двери захлопнули и заперлись, не поддавшись ни на какой шантаж силовиков, требовавших выдать им на растерзание уже и так избитых и раненных студентов), и возмущенные и потрясенные киевляне вышли спасать осажденных в монастыре, подкарауливаемых за воротами монастыря «Беркутом», избитых раненных детей, – и из-за этого, узнав о бойне, весь Киев встал на Майдан, – а уже через десять дней монашеской братии, увидев полчища вооруженных «беркутовцев», двинувшихся на разгон Майдана, пришлось среди ночи четыре часа не переставая бить набат военной тревоги во все колокола златоверхого Михайловского – впервые со времен нашествия татаро-монгольской орды восемьсот лет назад, – сзывая людей на защиту свободы, – и Елизавета Марковна осторожно в скайпе спросила Майку, знает ли она новости «оттуда, где недавно была», – Майка засмеялась: «Маркуш, ну какое мне дело до хохлов? У нас тут сейчас другую проблему все обсуждают, поважнее, – платные парковки в центре Москвы! – вот проблема так проблема!» Разумеется, разумеется, бедная Майка, наверняка боится, что ее прослушивают даже в скайпе, нельзя и заикаться ни о чем… Елизавета Марковна всё понимала и тактично обходила любые подцензурные темы… Все эти месяцы были невообразимо тягостной зависшей неестественной какой-то заглушкой бытовухи… Майка купила машину. Майка получила бонус.

И вот Майке наконец дали визу. Швейцарскую – Борис ехал по делам в Цюрих и «договорился» опять с кем-то, что Майку выпустят с ним за границу «без проблем». Елизавета Марковна ждала их со дня на день – из Цюриха они собиралась долететь к ней сразу же как только Борис с его делами разделается, но неизвестно было, как у него там пойдёт, и приезд всё откладывался и откладывался вот уже неделю. И Елизавета Марковна вот уже который день была на нервах.