Максим Салос - Алишер. Backstage

Устроиться на автомойку мне посоветовал один приятель. Мы познакомились еще в школе, на скейт-площадке. Дамир мыл машины уже несколько лет и, недавно получив повышение до шиномонтажника, порекомендовал меня на свое место. В общем, я получил в руки шланг и вдохновляющую перспективу карьерного роста.

А в целом, я старался не унывать. Виктор Цой, например, работал кочегаром, да и вообще рок-музыкантов 80-х небезосновательно называют поколением «дворников и сторожей». Стив Джобс начинал в гараже…

Вот и я надеялся, что автомойка станет не самым долгим этапом в моей жизни. Нужно было продержаться до весны, когда станет тепло, и я смогу вернуться с гитарой на площадь. А мойку когда-нибудь буду вспоминать с улыбкой, а может, это даже станет главой в книге, которую напишут про меня. Как знать…

Через несколько дней после начала работы я с ужасом понял, что у автомойщика сильнее всего страдают руки. Несмотря на перчатки, кисти постоянно были влажными. Ворота мойки то и дело поднимались и опускались, руки обветривались сквозняком, а пальцы становились красными, словно я попал в плен к Рамси Болтону и бастард-садист решил содрать с них кожу. Коллеги сказали, что такое случается со всеми новичками, и через пару недель руки привыкнут.

– Это еще что! – утешали меня ребята. – У нас шиномонтажнику вообще три пальца на станке оторвало в том году.

– З*****ь! – воодушевился я, услышав эту замечательную историю.

– Заезжайте! – крикнул я подъехавшему к воротам бокса водителю «Кадиллака».

Огромный, как баржа, автомобиль солидно въехал на мойку. Интересно, кем надо быть, чтобы заработать на такую машину? Наверняка, его хозяин занимался бизнесом. И даже, возможно был знаком с моим отцом. Папа являлся одним из первых крупных коммерсантов в нашем городе.

– Комплекс сделай, – кивнул мне вышедший из автомобиля мужчина. – Я пока кофе выпью.

– Угу… – кивнул я в ответ.

Через час хозяин «Кадиллака» осматривал свой сверкающий чистотой автомобиль. Я неплохо постарался – машина выглядела как новая. Мужчина удовлетворительно кивнул, открыл барсетку и протянул мне двести рублей «на чай».

– Слушай, а чего это у тебя над бровью? Татуировка что ли? – спросил он.

– Да…

– В «малолетке» что ли был?

– Чего? – переспросил я.

– В колонии сидел?

– Нет, что вы…

– А я подумал… наколка такая, – усмехнулся мужик. – На работу же не устроишься!

– Устроился же, – возразил я.

– Ну да. Ладно, бывай…

Хозяин «Кадиллака» был далеко не первым, кому не давала покоя татуировка на моем лице. Над бровью я изобразил сочетание цифр – 666. И сделано это было специально. Как раз для того, о чем говорил мужчина на автомойке: «на работу не устроишься!». Я прекрасно понимал, что с таким лицом не смогу попасть, например, в офис или в магазин; в банк или школу. Я уничтожил эту дорогу для себя. Сжег мост, по которому смог бы сбежать обратно. Мне не хочется быть планктоном. Я и не дам себе шанса им стать.

Этот мужик, солидный и успешный, глядя на меня, наверное, думал, что осчастливит своими «чаевыми». Быть может, он сейчас едет в своем намытом до блеска «Кадиллаке» и думает: «Этот странный парень просто молод. Пройдет время, он одумается, сведет наколки, закончит институт, найдет нормальную работу». Станет как все…

Не станет. Я помню, как пришел домой из тату-салона. Мне очень нравилось то, что я сделал. И хотелось показать маме свой новый облик. Лишь увидев ее глаза, я понял, что это было громадной ошибкой. В глазах пронеслась картина, где я, словно маленький пятилетний ребенок, опустив глаза, получаю от нее нагоняй. Но… мама оказалась мудрее. Она сказала: «Тебе идет, Алишер. И если нравится, пусть будет так».

Мама знает, что мир не должен быть таким, как хочется только ей. И я, ее собственный сын, могу стать тех, кем захочу. Она примет мой выбор. И за это я всегда буду ей бесконечно благодарен.

Все, кто богат, молод и силен сейчас, однажды обрастут сединами. Музыку, которую они любили, под которую танцевали и признавались в любви, их дети и внуки назовут скучным ретро. Они, наконец, поймут, что мир ничем им не обязан. И вся напыщенность, с которой они шли по жизни, превратится в ничто. На их место придут другие, но более молодые и сильные. И создадут новый мир. А потом их сменит другое поколение со своими правилами. И так будет всегда. Так стоит ли относиться ко всему так серьезно? Может, лучше, просто прожить отведенное время с удовольствием?

– Да уж, удовольствие… стоять по щиколотку в грязной пене… – пробормотал я, вернувшись из мыслей к реальности.

– Алишер! – окрикнул меня Фархуд, пожилой узбек-автомойщик. – Иди на кассу, зарплату дают.

– Ну, хоть что-то хорошее… иду!

– Это что, все что ли? – недоуменно сказал я, пересчитывая выданные администратором деньги. Это была моя зарплата за неделю. В хороший день на площади с гитарой я зарабатывал в три раза больше.

– Ну да… – ответил администратор, сверяясь с табелем.

– П****ц! – резюмировал я.

Следующие три минуты, когда я, матерясь, переодевался в маленькой каморке, служившей нам раздевалкой, стали последними в карьере автомойщика. Я твердо решил, что больше никогда не стану заниматься подобной работой. Это было до абсурда бесполезное занятие.

Но, куда же мне идти? Снегопад закончился, к вечеру температура опустилась ниже нуля, асфальт покрылся тонкой корочкой льда. Я просто шел по улице без какой-либо цели или конечной точки маршрута. Карина не брала трубку. Домой идти тоже не хотелось. Мама уехала в очередную командировку, а находиться в квартире с отчимом и маленьким братом совсем не хотелось. Была, конечно, надежда покататься на скейте у здания администрации – на маленькой площади всегда быстро чистили асфальт. Я решил зайти домой, взять «доску» и отправиться туда.

Пару лет назад, на прогулке, я случайно потерял ключи от дома. Мама, узнав об этом, решила поменять замок во входной двери. Это событие, пожалуй, стало одним из главных в моей жизни. Дорогой импортный механизм открывался абсолютно бесшумно, не в пример старому, поворот ключа в котором я слышал, даже сидя в комнате в наушниках. Я смог уходить из дома и возвращаться в любое время дня и ночи. Мама и отчим, привыкшие к тому, что большую часть времени я провожу, закрывшись в своей комнате, не замечали моих отлучек.

И в этот раз никто не услышал, как я тихонько вошел в квартиру, прошмыгнул в свою комнату, взял со стола недоеденный утром бутерброд, прицепил к рюкзаку скейт и снова отправился на улицу.

Я оказался прав – асфальтовое поле у администрации уже почистили. Скейт легко скользил по тонкой корочке льда, которая, словно зеркало, отражала свет ярких фонарей. Правда, минут через пятнадцать, я уже сидел на скамейке, потирая ушибленный при падении локоть – здесь, и правда, было очень скользко.