Алина Пожарская - Записки с Белого острова

– Да нет же. Это я тебе объясняю. Есть обычный «Властелин колец», а есть в переводе Гоблина.

В меня врезался Стас. Я толкнула его в ответ и сказала: тс-с-с!

– Я тебе записала тот, который обычный. Потому что, если сначала посмотришь Гоблина – у тебя будет искривлённое восприятие этого художественного мира.

Мы потрясённо молчали.

– …А потому что классику надо знать. Молодёжь пошла!

Стас вошёл первым.

– Здравствуйте, Александра Игоревна! Кузьма, здоро́во.

Напротив Александры Игоревны сидел Кузя из седьмого, с виноватым видом и диском в руке.

– Здоро́во, Станислав, – ответила Александра Игоревна. – А Кузя мой племянник.

К Александре Игоревне мы быстро привыкли. Входя в класс, она говорит:

– А теперь, кто скажет хоть слово…

Так наши преподы говорят часто. После этого следуют разные угрозы. Но громкость в классе убавляется разве что наполовину – для приличия.

– …тот дурак, – заканчивает Александра Игоревна. И во избежание недоразумений прибавляет:

– Но ко мне это не относится.

После этого она, наслаждаясь полной тишиной, начинает вести урок.

Однажды у Мачо Ермоленко зазвонил телефон. Александра Игоревна сказала:

– Ещё раз услышу – отберу и продам на Митинском радиорынке.

– А я симку выну! – тут же нашёлся Мачо.

– А я палёную вставлю.

Потом телефон зазвонил у неё. Мачо, желая помириться, крикнул:

– Мелодия огонь!

– Меня тоже радует, – ответила Александра Игоревна и вышла отвечать на звонок.

В другой раз Лёха Ложкин сидел, изящно подперев рукой голову с ушами-пельменями, и думал о чём-то романтичном, а может, даже и не совсем приличном. Александра Игоревна с минуту пыталась вызвать его к доске, а он не реагировал.

Мы стали его расталкивать: «Лёха, очнись! Лёх, ну ты чего, отец, а?»

– Лёха, идите же к доске! – воскликнула Александра Игоревна.

Это подействовало. Лёху разбудил хохот.

– Слушай, – сказал мне Стас, – физичка-то огонь!

– Огонь-то огонь, – ответила я. – Но физику-то как-то сдавать придётся…

Дедушка Женя, наконец, выпустил самиздатовскую книжку стихов. Я лет с десяти выступаю его редактором. Свеженаписанные стихи он приносил мне, и я говорила:

«Слово “эмоциональный” не в тему стихов. И ритм хромает».

Дедушка обижался и восхищался.

«Ну, голова-а», – говорил он. Обложкой сделал мой детский рисунок.

Сейчас я просматривала страницы и нашла заголовок: «Посвящение Ф. С. Пушкину». Я тут же набрала номер дома по другую сторону поймы. Номер бабушки с дедушкой.

– Дедуль, – сказала я, – а это ошибка или какой-то однофамилец поэта?

– Что?! – встрепенулся дедушка, зашуршал, зашелестел и вскричал:

– Позор! Ну-ка, где моя чёрная ручка? Баб Лиль! Дай мне замазку! Быстро!

После этого он приехал к нам, перебрал весь 150-штучный тираж и в каждой книжке исправил «Ф» на «А». А. С. Пушкин.

– Это не та опечатка, – объяснил он, – которую можно вынести на форзац, мол, прошу читать здесь букву А. Это слишком постыдно. Поэтому только так.

Через неделю у меня случился катарсис. Да, прямо на физике.

Александра Игоревна отправила на вешалку свой широченный плащ и сказала:

– Так, давайте разбираться.

Я вжалась в стул.

– Надо нам что-то делать с вашей успеваемостью, – продолжала Александра Игоревна. Я вперилась взглядом в доску, чтобы в случае чего телепортироваться. Окно для этого не очень подходило: кабинет физики на третьем этаже.

– А теперь поднимите руки, – внезапно сказала Александра Игоревна, – те, кому физика не нужна.

Я огляделась. Таких было человек восемь.

– Значит так, – сказала Александра Игоревна. – Люди, которым не нужна физика, сейчас расскажут по стихотворению. Мы с товарищами технарями послушаем и понаставим им трояков. С вами, товарищи технари, разберёмся позже. Раз, два, – принялась она считать руки, – семь, восемь. Девять! Отлично, с вас и начнём, – сказала она и… посмотрела на меня.

Я поняла, что моя рука сама потянулась вверх без моего ведома, когда услышала про стихи.

– А можно свои почитать? – спросила я. Помирать так с музыкой!

Александра Игоревна подняла брови.

– Пожалуйста. Прошу.

И я встала и прочла:

Александра Игоревна слушала с высокодуховным выражением лица, а затем спросила:

– А как называется?

Я удивилась. Разве не понятно? Но на всякий случай пояснила:

– «Стихи о школе».

Александра Игоревна усмехнулась, взяла ручку и поставила мне «четыре». И сказала:

– Я бы поставила вам «пять», да Заратустра не позволяет.

– Ребятки, – сказала Галина Михална, – через неделю у вас открытый урок по литературе.

Я слушала монолог Михалны и тренировала закадровые комментарии. Когда-нибудь, дай бог, в жизни и пригодится

– Придёт комиссия.

(Ну как всегда. Вели-и-икое мероприятие в рамках крошечной школы.)

– Вы все помните устав нашей школы.

(Конечно: глупости запоминаются легче всего.)

– Девушкам белый верх, чёрный низ! (А юношам чёрный верх, чёрный низ, и из груди что-то белое робко выглядывает.) Неотмиркин, а ты, наконец, постригись! Уже сам как девочка стал! (Добро пожаловать в 21 век, век отсутствия гендерных стереотипов). Дети, скиньтесь всем классом и купите ему бантик. (Ведь скинутся, ведь купят. Вы бы поаккуратнее петросянили, Галина Михална.) А ты, Вихорская, не вздумай прийти с этой железкой в брови! (Это она так веки фиксирует, чтоб на глаза не упали.) Всё, до свидания, дети. Готовьтесь.

Дзыннь! (Ура!)

Хотя для звонка закадровый голос излишен.

Наталья Петровна взъерошила солнцеподобную причёску.

– Ребзики, – сказала она, – вы не думайте. Меня саму обрадовали за пять минут до вас. Давайте устроим летучку: кто что делает. (Я продолжаю закадровый голос. Почему-то вспомнился анекдот: а я, говорит Вовочка, приду в коричневых кальсонах, коричневой шляпе… и дальше по тексту.) Четверо ребят расскажут нам теорию. Вот, отлично, вы вчетвером. Алина, ты за старшую, хорошо? (Э, я же хотела режиссировать! Вот тебе и кальсоны.) Концовка должна быть яркой и символичной. Например, Гамлет, быть или не быть. (Так, делаем ставки, кого она назовёт…) На роль Гамлета, мне кажется, идеально подойдёт Стасик Неотмиркин. (Я сорвала джекпот!) Стасик, ты что-то хотел спросить?