Нина Кабанова - Семейный ужин

– Я тогда только что вернулся из армии. В родной дом и к любимой девушке. Мы вместе учились в школе. А потом она ждала меня три года. И вот – веселая предсвадебная суматоха. Машины с лентами и кольцами у подъезда. Друзья беззлобно посмеиваются над моим жениховским, глуповато-счастливым видом. Смейтесь, смейтесь! И завидуйте: через полчаса я увижу мою Люську в «подвенечном» наряде. Красивую и счастливую…

А потом все завертелось и перепуталось, как в чьей-то злой шутке. Заплаканная Люсина мать, расстроенный отец. И первая мысль: случилось что-то страшное!

– Успокойся. Жива. Здорова. Вот записка.

Пряча глаза, ее отец подал маленький бумажный листок. Я никак не мог понять сначала, что означают эти три короткие строчки: «Прости, если можешь. Я дождалась тебя. А обманывать больше не могу». Откуда-то издалека донесся плачущий голос ее матери…

– Мы ведь не знали ничего! А она утром уехала с ним…

С кем – с ним, куда уехала и почему – это выяснилось позже. А тогда, рванув с места разукрашенную машину, я мчался, не видя ничего перед собой.

Опомнился за городом. В других машинах молча сидели друзья. Они ехали за мной всю дорогу. Сколько простояли так, не знаю. Ничего не знал тогда: что теперь делать, куда ехать. А главное – как же я теперь без нее, без Люськи? Злости не было. Было недоумение: почему все так случилось?

Оттеснив меня, за руль сел «дружка». Молча вывел машину на широкую просеку, чтобы развернуться. И вдруг за деревьями послышались музыка, смех. Я тронул друга за рукав, чтобы ехал быстрее. Но он вдруг засмеялся и сказал:

– Посмотри-ка! Это что за чудо-юдо?

На широком пне, у заваленной конфетами и прочими сладостями скатерти, восседала девчонка. Чалма из желтого полотенца, ярко-красный в горошек сарафан. А на круглой, еще почти детской мордашке, огромные черные глаза. Перед девчонкой в шутливо-почтительном полупоклоне несколько парней и девчат в каких-то немыслимо-фантастических одеяниях из пестрых косынок и цветов. Эта хохочущая, поющая, жующая компания и создавала веселый кавардак. Заметив нас, одна из девушек церемонно обратилась к черноглазой:

– Что ты думаешь, о несравненная Шахерезада, об этих всадниках на железных конях, украшенных лентами?

Сдерживая улыбку, та сверкнула на нас своими глазищами.

– Думаю, вон тот, что мрачнее дождевой тучи, не иначе, как принц из «Тысячи и одной ночи». Жаль, не мой. А то разогнала бы я его грусть-печаль веселой сказкой…

«Дружку» моего Андрея будто бес какой подхлестнул. Подскочил к ней и спрашивает:

– Правда, разогнала бы?

– Правда, – отвечает, – да только спешить ему надо к той, ради которой коней загнал.

– Загнал. Да никого не поймал.

– Видно, не его пташка была, коли прямо из рук выпорхнула.

– Слишком много знаешь, глазастая. Откуда?

– Про то в сказках моих говорится – свою судьбу искать надо.

– А про твою судьбу что-нибудь в твоих сказках есть?..

Отец замолчал на минуту, но дети нетерпеливо затормошили его.

– Что она ответила, папа? Что?

– Об этом сама пусть расскажет.

Брат и сестра тихонько ойкнули и в любопытном восхищении уставились на мать, будто впервые увидев ее. Обняв руками колени и склонив на них черноволосую кудрявую голову, она как бы продолжила вслух свои воспоминания:

– Мои друзья и друзья этого мрачного незнакомого парня в свадебном костюме с интересом следили за нашим словесным поединком. Похоже, большинство из них воспринимали все, как веселую шутку. Так уже было не раз, когда в начатую нами игру невольно включались и случайные зрители. Например, тогда, на вокзале, провожая своих одноклассников в институт культуры, я уливалась слезами, потому что сама провалила последний экзамен. Они, утешая меня, разыграли целый эпизод из сказки про Царевну-Несмеяну. Это ничего не стоило им, студентам-затейникам, как они сами себя называли. Кончилось тем, что добрая половина людей, ожидавших поезд, стала соревноваться в остроумном стремлении заполучить улыбку «царевны». И вот опять: теперь уже веселье по поводу моего поступления в вуз, и вновь – зрители-участники.

Я дурачилась от души. Но какое-то смутное волнение притягивало мое внимание к жениху и одновременно удерживало от попытки заговорить с ним. Мы «сражались» с его «дружкой», шустрым парнем с красной лентой через плечо. Но было заметно, как и этот остряк тревожно поглядывал на молчавшего товарища…

На вопрос о моей судьбе я ответила, что судьба Шахерезады зависит от того, понравятся ли ее сказки, и захочет ли их слушать тот, от кого зависит ее судьба. И вдруг жених шагнул ко мне и с какой-то отчаянной решимостью негромко, но твердо сказал:

– Захочет! Ты расскажи мне свои сказки! А я сделаю все, чтобы хоть твоя судьба тебя не обманула.

И, обратившись уже к моим притихшим друзьям, он попросил:

– Оставьте нас, пожалуйста. Она вам все потом расскажет.

Наверное, странно и нелепо выглядели мы со стороны: импровизированная Шахерезада и сидящий у ее ног чужой «принц». Он рассказал мне все коротко и просто. Как будто мы были давно знакомыми и близкими друзьями. Во мне слились воедино такие же странные и очень разные чувства: жалость к сильному на вид и такому растерянному сейчас человеку, стремление помочь ему и еще какая-то смутная тревога за нас обоих. На мгновение показалось, что продолжается все та же игра.

Меня вернул к действительности его голос:

– Если можешь поверить мне вот так, сразу, то поедем со мной.

И я поверила. Не знаю, почему, но поверила. Может быть, сыграла роль сила инерции: с одной игры легко переключилась на другую. Может, свойственная молодости безоглядная решимость. А может, то и другое вместе. Так или иначе, сели мы в одну машину, друзья разместились в двух других (им уже все тоже объяснили) и покатили… на свадьбу.

Только потом, когда через несколько часов я в только что купленном свадебном наряде появилась в незнакомом доме, среди незнакомых людей, пришел настоящий страх: сказка, игра кончились, начиналась странная и неизвестная действительность. Предупрежденные гости деликатно помалкивали и делали вид, что ничего особенного не случилось.

Постепенно все действительно развеселились: ведь свадьба же! И вдруг я поймала на себе тревожно-испытующий взгляд Алешиной матери (мы все успели перезнакомиться за это время). В нем не было ни удивления, ни осуждения. Только немой вопрос: что же происходит такое? И сразу меня обожгла мысль: ведь это же всерьез! А мои родители там, далеко, и совсем ничего не знают! А как же любовь, о которой столько мечталось?

Не помню, как я оказалась на улице. Голова горела, как в страшной болезни. Мысли путались. Раз за разом хлопнули двери. И одновременно на дорогу высыпали мои «затейники» и Алеша – теперь уже мой жених…